должны потребовать ссылки. И замужества Микеле с Альминой. Чтобы он признал ребенка, и девушка не считалась больше опозоренной. Это привлечет купечество на вашу сторону.

- Если мы разрушим помолвку Микеле с королевским родом Измира, то позиция черных лилий ослабеет. Виссария тоже может отстраниться, потому что дело скандальное и Микеле сам себя подставил, - размышляла я вслух.

- И это все равно озлобит семейство черных лилий. Они не простят такой пощечины.

- Зато сведется к нулю опасность переворота. Вы ведь знаете, что они наверняка к нему готовились.

- Но сделать это нужно очень осторожно и в самый острый момент. Когда смерть Микеле будет неизбежна. Иначе эффектность теряется, спасения никто не оценит.

- И мы рискуем. Король может не согласиться, - я покачала головой.

- Он обязан принять вашу просьбу. Но потом…

- Он будет зол на меня?

- Я не исключаю этот вариант, - осторожно ответил Витторино.

- Но этот вариант ближе к победе?

- Несомненно. Ваше величество, - Витторино остановил меня. – Но вы не обязаны делать так, как я вам советую.

Я заглянула в его стальные глаза и кивнула. Я рисковала, лорд-канцлер ясно давал мне это понять. Но что, если это был самый верный ход?

Мне пришлось немного припугнуть Альмину казнью, чтобы она согласилась на прилюдное обвинение короля. Лекарь сказал, что опасности для ребенка нет. И Витторино быстро организовал вечерний сбор в тронном зале, оповестив всех придворных. Терять время было нельзя: могли расползтись слухи, это лишило бы нас преимущества неожиданности.

Альмина прекрасно справилась со своей ролью. После того, как я сказала, что такого родимого пятна на короле нет, по рядам придворных пронеслось смятение: они начали подозревать, что мы с королем на самом деле вступили в интимную связь. Моя позиция укрепилась. Далее, Витторино провел шоу с дознанием. Когда он выбрал Микеле, Маргарита Вандомская побледнела: она-то знала о родимом пятне своего сына.

Едва Микеле вышел из толпы, Альмина сдавленно застонала: девушка поняла, кто мог ее обмануть. И когда пятно обнаружилось, она в ярости набросилась на Микеле Вислы с кулаками, выкрикивая, что он лжец и трус, раз не сказал своего настоящего имени, соблазняя ее.

Этого в программе не было, но получилось очень эффектно. Сомнений больше не было ни у кого. Король поднялся и сухо объявил приговор: отрубить голову. Маргарита Вандомская вдруг закричала так страшно, что мне стало ее жаль, она бросилась королю в ноги, позабыв о своем королевском достоинстве. Георг Вислы стоял, как громом пораженный. А вот Маргарита с отчаянием матери вымаливала прощение сына, но король даже не посмотрел на нее. Микеле увела стража.

Я с трудом поднялась со своего трона. Сцена была слишком тяжелой. И мне по-своему было жаль всех его участников. Один только Микеле Вислы пытался сохранять спокойствие, но был бледен, а глаза лихорадочно горели. Он понимал, что король не простит ему такой «шалости». Я отвела взгляд, когда он посмотрел на меня. Мне предстояло еще более тяжелое решение, чем королю.

Я решила подготовить для этого почву. Возможно, если Генриха немного смягчить перед завтрашней казнью, все пройдет легче.

Стража пропустила меня к нему в крыло. Я пошла по комнатам, отыскивая короля. Ноги утопали в роскошных коврах, моих шагов не было слышно. Везде было довольно аскетично и спокойно, но все равно роскошно. Мраморная мозаика на стенах, лаконичные скульптуры и картины, тона мебели спокойные и пригашенные.

Короля я нашла сидящим напротив весело горящего камина с кубком вина в руке. Он был как всегда мрачен, но сегодня как-то особенно, и я могла бы поклясться, что в огне он видит нечто неотвратимое. Краем глаза он заметил движение, повернулся и быстро поднялся, как будто я была опасна.

- Что вы здесь делаете? – сухо спросил он.

- Пришла к вам, - робко ответила я. Сейчас, в темной комнате, с отсветами огня на его фигуре он казался могущественным злодеем, от которого веяло властью, холодом и жестокостью. Мое сердце колотилось от страха так громко, что я даже не сразу расслышала его вопрос:

- Вина?

- Да, пожалуйста.

Он налил мне вина и протянул кубок, я взяла и поняла, что рука дрожит и король это заметил.

- Боитесь, но идете? – мне показалось или в его голосе промелькнула насмешка? Его лицо было искажено отсветами пламени. Я опустила взгляд.

- Я хотела поговорить с вами. Но мне не хватает храбрости, - признала я.

- Учитывая то, как вы тряслись в наши первые встречи, я даже польщен, что вы набрались смелости и пришли. Но ответ – нет.

Я застыла перед ним, не понимая, о чем он. Генрих взял кочергу и поворошил дрова. Повернулся, увидел мое лицо и уточнил:

- Вы ведь пришли просить меня смягчить приговор?

- Да.

- Я не стану этого делать, - он снова отвернулся.

- Ваше величество… - начала я смелее, но король меня снова оборвал.

- Нет, леди Эллен. Смиритесь.

- Король должен проявить милосердие, особенно перед военным походом…

- Какую именно часть моего «нет» вы не поняли, леди Эллен? – тихо поинтересовался король. Я вцепилась в кубок и сглотнула, прежде чем продолжать:

- Вы не можете быть так жестоки. Подумайте о девушке, о ее чести и чести ее семьи. Ей не выйти замуж после такого скандала. Помилуйте Микеле, заставьте жениться на ней. Возможно, получится хорошая, счастливая семья.

- Леди Эллен… Мы с вами прекрасно знаем, что счастливые семьи – это химера и обман, - резко ответил король.

- Возможно, мы с вами не из таких семей. Но они бывают! Подумайте, скольких людей вы сделаете несчастными: Альмина, ее ребенок, ее семья, семья Вислы… И скольким вы можете принести добро.

- Я понимаю ваше благородное стремление, леди Эллен. Но если что-то и есть неизменное в этом мире, то это абсолютная неприкосновенность королевской семьи. И тот, кто поднимет руку на короля, лишается руки. Микеле посмел очернить меня, и за это расплатится жизнью.

Я поняла, что пытаться его переубедить, это еще бесполезнее, чем переть против танка. Я отступила. Поставила кубок на столик, бросила последний взгляд на короля.

- Вы холодны, как ветер в горах. Ничто не трогает вас, ничто не волнует. Вы одержимы только мыслью о победе. Но не хотите понять, что порой важнее путь к победе, а не она сама.

Король молча смотрел на огонь. «Упрямый осел»,