на бумаге, на лазерном диске, на флешке, наговорить на диктофон. Даже клинописью. Информация от этого не изменится. Суть текста от носителя не зависит. Правильно?

– Сто пудов!

– Отлично. Если я тебе сейчас докажу, что твое сознание и вообще любое сознание, любого человека, нельзя скопировать, ты согласишься, что твое сознание, твое «Я» не является информацией?

– Конечно! Но как ты мне это докажешь, если в этом и был мой главный вопрос и несогласие?

– Да очень просто! Мысленный эксперимент. Представь. У тебя рак. Или даже не рак, а просто ты старый. И просишь тебя переписать или в другое юное тело или в виртуальную среду, в компьютер куда-то. А я тебе говорю: отлично, братан! И переписываю тебя. И допустим, я не вру! Я не шарлатан. Я действительно твое сознание переписал. Нет, не так! Мы не знаем, что такое сознание. Я сделал твою копию! Вот один в один – атом в атом тебя целиком или твой мозг скопировал. Да, это невозможно, но допустим невозможое произошло – тебя скопировали. В точности! Мгновенно! Со всей твоей памятью, реакциями, страхами, комплексами, психологическими привязками, памятью про маму-папу… Это будешь ты?

Я растерялся. Фридман смотрел на меня внимательно, а я пытался унять в голове сумбур и понять, в чем подвох.

– Да, наверное, я, а кто же еще, если копия абсолютно точная.

– Вот именно, копия! – воскликнул Андрей. – Это будет твоя копия, а не ты. Ты не будешь смотреть на этот мир четырьмя глазами из двух голов! Ты останешься там же, где и был! И если я тебе скажу: ну, теперь старая копия не нужна, давай ее ликвидируем, ведь у нас есть новенький Александр… если я достану пистолет и захочу тебя пристрелить, ты запротестуешь! Несмотря на то, что останется жить твоя копия! Ты скажешь: нет, его убей, а я жить хочу! И он скажет то же самое!

– Да, – согласился я. – Не поспоришь. Точно. Информация будет перекопирована. Но «Я» останусь там, где и был и буду смотреть на мир из своей старой головы. Печально.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Я – осознавая новую реальность, а он – ожидая, когда она мною будет принята.

– Так. – Я потер виски. – Так. Но тогда получается, что… Получается, что сознание этих вот виртуальных людей, которые живут там в твоей машине, в виртуальном мире, оно тоже не копируется? Но они же виртуальные, и ты же можешь их переписать, скопировать? Ты можешь вообще всю их эту вселенную переписать, если бы у тебя была другая такая же большая машина!

– Нет, – покачал головой Фридман. – Не могу. Не могу я выделить одного человека оттуда и переписать. У него нет границ! Это же постоянный обмен сигналами со средой. Ну, вот как у звезды нет границ. Мы можем условно сказать: вот фотосфера звезды. Но звезда – это газовый шар, во-первых, то есть у нее нет четких границ. А во-вторых, нити излучения от каждой звезды тянутся на всю вселенную. И это ее кванты, ее излучение, несущее информацию о ней. То есть можно сказать, что каждая звезда занимает столько места, сколько занимает ее излучение и ее гравитация. Это как с летящим электроном, который теоретически занимает всю вселенную. Человек – такой же!

– В смысле?

– Слушай. Мы долго говорили с психологами, чтобы понять, что же мы все-таки ищем, что такое человеческое «Я». И вот психологи нам объясняли, что человеческое «Я» выходит за пределы личности, оно проявляется в отношениях с другими людьми. Вот ты смешливый или грустный?

– Грустный. Как бассет-хаунд.

– А кто это определяет? – воскликнул Андрей. – Когда про человека говорят, что он смешной, это ведь другие говорят! Это для них он смешон. Это у них его личность вызывает такие эмоции! Мы проявляем себя как личности только во взаимодействии с себе подобными! То есть нити наших взаимосвязей, они вытягиваются из нас в мир! Мы уже сформированы как личности нашим миром и реакциями других людей и знаем примерно, что от нас люди ожидают, и это им выдаем! Поэтому для тестирования сознаний мы и используем других людей… Да я тебе уже это объяснял!

– Точно. Пробные заряды…

– Да! Соответственно, мы можем лишь примерно выделить в виртуальной среде «летящий электрон личности». Он, в теории, размазан по всему пространству! И эти цифровые нити нельзя обрезать, личность распадется. Почему ты – это ты, и ты не копируешься? Потому что ты – это постоянно идущий динамический процесс, который идет не только внутри твоего мозга в виде всякой биохимии, но и снаружи. Ты привязан к пространственной и временной точке! Ты – то, что тебя окружает снаружи и изнутри. Чтобы скопировать виртуальную личность, мне нужно будет копировать все ее связи, то есть все мировое окружение, а оно простирается на всю виртуальную вселенную. Ну, по меньшей мере, в теории. Это огромный кусок мира надо вырезать, а не отдельную личность. Как лягушку, вмороженную в лед. И мы, кстати…

– Короче! – Я решительно отодвинул наполовину опустошенную кружку. – Пусть я обоссусь, но налей мне нового чая, этот чай уже сломался. Остыл. А я пока подумаю. Не отвлекай меня минутку, ладно? У меня был еще какой-то важный вопрос или соображение. Щас вспомню.

– С удовольствием!

Фридман взял мою кружку, отошел к раковине и вылил туда остывший чай. И начал колдовать с новым. А я мучительно вспоминал, какую важную деталь упустил, какой вопрос не задал. Мысленно я прокручивал разговор с Олегом Павловичем. И никак не мог зацепиться. Что же я такое забыл? Что-то очень важное, от чего зависела целостность и непротиворечивость его рассуждений.

И только когда принесенная кружка с горячим чаем стукнула о стол, я вспомнил.

– Вспомнил! Мы как-то отъехали от проблемы наблюдателя. Но вот что говорил Олег Палыч… ну, это тот тип, с кем я говорил.

– Ага, – Фридман, который уселся на свое место напротив меня, начал болтать чайной ложкой в своей чашке, размешивая сахар.

– Он сказал… Мы же, кстати, сейчас примерно к этому и подошли!.. Он сказал, что мир делается наблюдением, осознанием. Что мир и сознание по сути одно и то же! И если вокруг моего сознания не будет мира, ему просто нечего будет осознавать. А если в мире не будет сознания – вот как в ньютоновском фатальном мире, о котором мы говорили, потому что там оно не нужно, – то нельзя будет определить, существует ли он.

– Ты к чему ведешь? – На этот раз, похоже, Фридман