Иногда же они стучались в чьи-нибудь ворота. И отказа им небыло. Попробуй не распахни ворот – продрогшие мореходы, пожалуй, быстренькоснимут их с петель… Но не только страх открывал перед ними все двери. Пусть-както-нибудь тронет тех, кто принимал у себя викингов Халльгрима Виглафссона!

Потому угощали их всюду отменно. И пиво на стол подавалихозяйские дочери. И молодые воины, мечтавшие о женах, ловили их за руки,приглашали сесть подле себя. А Халльгрим без лишней скупости расплачивался заночлег и сулился заехать ещё.

Но как-то раз он приказал править к берегу, когда день едваперевалил полуденную черту. Вскоре драккар втянулся в горло фиорда, иЗвениславка увидела, как высоко на скалах загорелись дымные костры. Этобереговые стражи сообщали на своё подворье: викинги идут!

Узкий залив тянулся долго. Потом на одном из береговоткрылся жилой двор. Звениславка почти ждала, что увидит над крепким тыномторчащие копья да остроконечные шлемы обитателей двора. Но ошиблась – и отлеглоот сердца. Жившие на берегу стояли у края воды, приветственно размахиваяруками. Погода в тот день была тихая, драккар неторопливо взмахивал вёслами, игладкая вода со стеклянным звоном распадалась перед его носом.

Бросили якорь, и Халльгрим первым спустился по сходням.Навстречу шагнул статный мужчина в богатом плаще.

– Я привез тебе рабов, родич, – сказал емухёвдинг. – И надеюсь, что ты, как всегда, одаришь меня добрым льном. Нуздравствуй, Эйрик Эйрикссон. Велико ли нынче благополучие у тебя в Линсетре?

Имя «Линсетр» означало место, где возделывают лён.

Воины выудили из трюма всех пленников. Немцы по одному вышлина берег, угрюмо озираясь вокруг. К неволе привыкают не сразу. Им ещёпредстояло осознать себя рабами вот этого зеленоглазого Эйрика Эйрикссона. Икаждое утро, открывая глаза, видеть перед собой не родную хамбургскую улочку, аневозмутимо спокойный фиорд и крутой лесистый склон горы на том берегу. Истанет прежняя жизнь похожей на несбывшийся сон. А тот сон, что снился имтеперь, – явью, от которой пробуждения нет…

И хотя всё это было у них ещё впереди, те, кто был ранен,отчего-то хромали больше прежнего.

Хельги покинул корабль одним из последних. И он былединственным, кто вслух не радовался стоянке.

Халльгрим и его люди были в Линсетре дорогими гостями.Вечером собрали пир.

Эйрик Эйрикссон, как подобает хозяину, сидел на почётномсиденье, домочадцы – подле него, гости – напротив. Ярко горел посреди полавыложенный камнями очаг. Отсветы пламени бежали по нарядно завешенным стенам,дым уходил в отверстие крыши.

Рабы внесли столы с угощением. Звениславке такие столы всёещё казались непривычными – низкие, по колено сидевшим. А ели здесь то же, чтои всюду в этой стране: рыбу и дичь. Был и хлеб, но совсем не такой, как дома.Потому что неплохо рос здесь один только ячмень, да и тот переводили больше напиво.

Зато пива подавали вдосталь. И напитка скир, который готовятиз кислого молока. Викинги пили по своему обычаю – все вместе, пуская по кругунаполненные рога. И проносили их над очагом, освящая напиток прикосновениемогня.

Звениславка сидела рядом с Хельги, по левую руку. И пиласладкую брагу из рога, который ему подносили. Эйрик внимательно разглядывалнезнакомку, её нездешний наряд и пуще всего тугую длинную косу. Коса егоудивляла – ведь испокон веку девушки носили волосы распущенными, а замужниесвязывали в узел, прятали под платок. Халльгрим в конце концов заметил егонедоумение и объяснил хозяину так:

– Это Ас-стейнн-ки. Она из Гардарики.

И поглядел на брата, но тот промолчал.

Звениславке неоткуда было знать, что Хельги когда-то сваталза себя сестру Эйрика Эйрикссона, зеленоокую Гуннхильд. Хельги был тогда зрячими сражался не хуже брата, и красив был не менее, чем теперь, и всё-таки вышлоне так, как того хотелось и Эйрику, и ему. Своенравная девушка пожелалараспорядиться собой по-иному. И оттого-то у Хельги по сию пору не было жены, даи Эйрик чувствовал себя словно бы виноватым.

Вот он и гадал про себя, кто она для Хельги, этаАс-стейнн-ки?

Два дня в Раумсдале, в гостеприимном Линсетре, пролетелинеобыкновенно быстро. Серо-стальное море снова закачало драккар. И снова каждоеутро Халльгрим хёвдинг продирал глаза первым. И поднимал людей. И те садилисьна вёсла, не жалуясь на застарелую усталость. Потому что каждый взмах, каждоеусилие заросших мозолями рук несло их домой.

Было так…

Давно было, но люди запомнили.

Клубились над морем чёрные грозовые тучи.

Запряжённая двумя свирепыми козлами, с грохотом неслась погребням туч боевая колесница. Спешил на битву с великанами рыжебородый Бог Тор– Перуну словенскому, надо полагать, родной брат. Вздымался в Божественнойдеснице чудо-молот, каменный Мьйолльнир. Сокрушал врага и возвращался вметнувшую его руку. И видели люди летящую молнию, и слышали катившийся гром…

Но вот увернулся хитрый великан. Заглушило голос бурипроклятие разгневанного Тора! А молот-молния угодил по прибрежным горам.

Дрогнула и раскололась земля. Между расступившимися скаламихлынуло море…

А потом пришли люди и увидели залив, похожий по форме нанебесный молот. И назвали его – Торсфиорд.

Земля здесь почти ничего не рождала. И потому жителипобережья всё больше пытали счастья в море. Глубоко в фиорде, недалеко отсвятилища Тора, стоял двор, так и называвшийся – Торсхов. Там жил человек поимени Рунольв Скальд. Он тоже был викингом и могучим вождём, и на много днейпути окрест боялись его имени, а пуще того – пёстрого корабля под парусом,выкрашенным в тёмно-красный цвет…

Сыновья Виглафа Ворона бросали якорь у самого выхода к морю.Их жилище называлось Сэхейм – Морской Дом.

Здесь тоже денно и нощно глядели со скал бдительные сторожа.И снова, как и в Линсетре, радостная весть обогнала шедший корабль.

Сэхейм стоял над узкой и глубокой бухтой, в которую даже присамом сильном отливе мог войти драккар. Поэтому ограда вокруг двора имела двоеворот. Одни на суше, другие в воде.

Внутри двора виднелось несколько жилых домов и, конечно,вместительный корабельный сарай. Да и сами дома, сложенные из брёвен и камня,больше всего напоминали опрокинутые корабли: длинные, с выпуклыми килями крыш.Над крышами курились сизые дымки очагов. Свежий ветер, предвестник непогоды, пригибалих к воде. И казалось, будто это сам берег тянулся руками к подходившемукораблю…

Сбросив парус, чёрный корабль скользнул в распахнувшиесяморские ворота.

– Мать! – крикнул Халльгрим хёвдинг, и на берегуродилось эхо. – Мать, встречай!

Звениславка внимательно разглядывала стоявших на берегу. Ксамому краю воды выбегал из домов всё новый народ – молодые парни, зрелые мужи,женщины, ребятня. Воины, привычно опоясанные мечами, и рабы-трэли, испачканныев навозе.