— Теперь другое дело. Я готов сделать все, что смогу.

— Вы знаете этих людей? — Алексей Александрович положил настол несколько фотографий.

Дронго внимательно всматривался в лицо каждого.

— Некоторых знаю, — наконец ответил он, — вот это сам ГурамХотивари, руководитель грузинской мафии. Самый, пожалуй, опасный человек вМоскве. Это небезызвестный Рафаэль Багиров, руководитель азербайджанской мафии.Говорят, он сумел одним ударом уничтожить всех своих конкурентов не только вМоскве, но и в Баку. Этого, кажется, видел тоже. Только на фотографии. АртурСаркисян, глава «Континенталь-банка» и по совместительству руководительармянских группировок в России. Говорят, один из богатейших людей мира.По-моему, эти же фотографии я раньше видел в Интерполе, они есть и у ВладимираВладимировича. Видимо, вы печатаете их в одной и той же типографии?

— Нет, у нас свои источники информации, — ответил АлексейАлександрович, — и своя типография. Вот это Виталий Миронов, ставший главойкрупного преступного объединения подмосковных славянских групп после смертиБориса Лазарева. А это сам Рябой — некоронованный король преступного мира.Неужели вы не видели раньше этой фотографии? Правда, он не любил сниматься, ноуж слишком запоминающееся лицо.

— Я думал, он был убит в Москве, в прошлом году.

— Многие так считают. Дело в том, что произошла элементарнаяпутаница. В преступном мире Москвы был известен еще один Рябой, мелкая сошка,связной, через которого заказывали киллеров для особо важных дел. По нашимсведениям, этот второй Рябой был связан с афганскими ветеранами, среди которыхбыл и знаменитый однорукий киллер. Никто не мог его заподозрить, а он был однимиз самых лучших специалистов своего дела. Однажды наш второй Рябой решилпоиграть в грязные игры и сдал своего киллера его клиентам. Как вы понимаете,его сразу вычислили и в этот же день застрелили.[1]

— Я слышал об этом случае.

— Да, вот поэтому многие путают, убитый Рябой был всего лишьсвязным, мелким исполнителем. А вот этот Рябой совсем другое дело. Онфактически руководит огромной преступной империей, раскинувшейся от Москвы доНью-Йорка. Это именно он решил бросить тогда вызов кавказским группировкам ипопытался отнять у них так называемый кавказский коридор, через которыйпереправлялись наркотики в Турцию и Европу. Но тогда у него сорвалось. Онвстретил организованное сопротивление всех трех кланов и вынужден былотступить. Правда, тогда его людям удалось нанести ряд ощутимых ответных ударов.Были убиты Михо — Михаил Мосешвили и Велосипедист — Арчил Гогия, но большегоему добиться не удалось. А противники, в свою очередь, умудрились убрать самогоБориса Лазарева, депутата Государственной думы и фактического представителяРябого в Москве. Вы наверняка помните это нашумевшее дело. Лазарева застрелилипрямо в здании Государственной думы.

Дронго кивнул головой. Еще бы ему не помнить такогопреступления. Об этом писали в те дни все газеты, и не только в России.

— Таким образом на сегодняшний день сложилось примерноеравенство сил двух крупных объединений враждующих группировок — противникидоговорились не враждовать друг с другом и сохранять нейтралитет, хотя, как высами догадываетесь, этот нейтралитет не может длиться очень долго.

— Слушая вас, я пытаюсь представить — зачем вы мне этоговорите? — спросил Дронго. — Такими проблемами и без того занимаются Интерполи МВД. Вам мало своих проблем?

— Примерно на такую реакцию мы и рассчитывали, — чутьулыбнулся Алексей Александрович, — дело в том, что вы правы. Нас действительномало интересуют разборки между разными группами, если бы не однообстоятельство. В последнее время в Америку перебралось слишком многопреступных авторитетов. Более двух десятков бывших воров в законе. И все ониполучили американские визы, перед тем как покинуть нашу страну. Или почти все,и это при том обстоятельстве, что очень много наших соотечественников не могутполучить визы даже для туристической поездки в США. Вы улавливаете мою мысль?

— Вы считаете, что здесь есть какая-то система? — понялДронго.

— Безусловно. Легче всего было бы объяснить подобноепродажностью американских чиновников, не замечающих слишком очевидных фактов. Унекоторых из переехавших целый набор статей Уголовного кодекса, тем не менееони благополучно прошли собеседование в американском посольстве. Насзаинтересовала подобная благожелательность консульских сотрудников посольства,и неожиданно мы выяснили, что среди переехавших в Америку оказались и те, кторешил добровольно сотрудничать с ЦРУ. Это была как бы плата за услугу.Разумеется, нельзя было принимать только «своих». И тогда решено было разбавитьих несколькими «старичками», чтобы не подводить своих людей. Это не касаетсяРябого, он как раз переехал из Австрии. Но вот среди других оказались те,которые согласились заплатить такую цену.

— А вы давно разгадали подобную комбинацию? — внезапноспросил Дронго.

— Полтора года назад, — ответил Алексей Александрович, — апочему вы спрашиваете?

— И с тех пор вы не попытались использовать этот приемпротив них? — Он смотрел в глаза своему собеседнику.

Тот отвел глаза. Чуть помолчал, а затем сказал:

— Будем считать, что вы меня ни о чем не спрашивали. С вамитрудно разговаривать, Дронго. Вам этого никто не говорил?

— Меня столько раз подводили и подставляли, что поневолеприходится быть таким. А вы разве об этом ничего не слышали?

Алексей Александрович явно смутился. Он понимал, о чемговорил Дронго, и ему было не совсем приятно говорить на эту тему. Но онвсе-таки ответил:

— Я не хотел бы свалить все на прежний аппарат КГБ. Темболее что я работал еще тогда, когда наше ведомство так называлось. Во всякомслучае, вы как профессионал должны понимать, что иногда какие-то интересытребовали нетрадиционного решения поставленной задачи.

— Красиво, — быстро произнес Дронго, — и главное, оченьубедительно. После этих слов я должен встать, откланяться и уйти.

— Что-то мешает? — перешел в наступление АлексейАлександрович.

— Какое-то дурацкое чувство солидарности. Ведь заранее знаю,что всей правды вы мне все равно не скажете. Что в удобный момент судовольствием подставите. Что я даже не гражданин вашей страны. Но какое-тодурацкое чувство ответственности и, если угодно, долга, неизвестно перед кем ипочему, мешает мне уйти отсюда. Раньше я хоть представлял, что у меня естьРодина. Сейчас есть кусочки, поделенные между бывшими партийными функционерами.

— И все-таки вы останетесь?

— И все-таки остаюсь.

Почти минуту они молчали. Первым не выдержал его собеседник.