Вдруг наверху что-то громыхнуло, и тут же по морю, по песку и по ним забарабанил дождь.

— Бежим… — почему-то шепотом сказала она.

— Ага, — хрипло ответил он, взял ее за руку, и они побежали.

— Промокли? — на террасе стояла Бланш. — Быстро в дом!

— Ой, наши вещи! — воскликнула кузина. — Они остались на пляже!

— Я сбегаю, — он решительно двинулся к выходу.

— Я тебе сбегаю! — Бланш была непреклонна. — Иди в ванную, ничего с вашими полотенцами не случится.

— Встретимся за обедом! — кузина улыбнулась ему и побежала вверх по лестнице.

Он набрал горячую ванну и сел рядом, на край, растерянно глядя перед собой. Сердце все еще бешено колотилось в груди. И пока остывала вода, он пытался понять, что с ними произошло на пляже? Почему он испытал такое жгучее желание обладать ею? Почему она не оттолкнула его? Что было бы дальше, если бы их не разлучил дождь? Какое-то безумие! Ни одного ответа на свои же вопросы он найти не смог. Тогда не смог. Сейчас он понимает, что просто гнал от себя эти мысли, не желая принимать действительность такой, какой она была и какой остается для него. До сих пор.

Утро было ласковым и теплым. От вчерашнего дождя не осталось и следа. Он спустился к завтраку и застал за столом только отца, читавшего газету.

— Привет! А где все?

— А ты спи подольше, лентяй! — улыбнулся отец. — Они давно на пляже.

Он быстро проглотил завтрак и вышел к морю. Кузина и Бланш лежали рядом, у самой кромки воды. Судя по тому, как близко находились друг с другом их головы, он понял, что они о чем-то секретничают. Увидев, что он приближается, Бланш на полуслове прервала кузину и помахала ему рукой.

— Доброе утро! — он присел рядом. — Как вода?

— Доброе утро, — ответила Бланш, — спрашивай у своей кузины: она уже купалась.

— Вода великолепная, иди, не пожалеешь, — улыбнулась ему кузина. Он хотел было позвать ее с собой, но почему-то смутился — то ли из-за присутствия Бланш, то ли из-за того, что произошло вчера между ними. Так и не решившись предложить ей совместное купание, он с разбегу бросился в море и плавал до тех пор, пока не увидел, как Бланш встала и направилась к коттеджу. Убедившись, что она скрылась из виду, он вышел на берег и сел рядом с кузиной.

— Привет, — негромко сказал он.

— Привет, — так же негромко ответила она и тоже села, — как спал?

— Не очень, — он помолчал, а потом решился: — Хочешь поговорить?

— Хочу, — кузина обхватила колени руками и взглянула на него. — О чем?

— О чем… — он не мог найти подходящих слов. Да и много ли этих самых подходящих слов может быть в голове, когда тебе двадцать, ну или двадцать один! Золотая, сладкая молодость! Все еще кажется таким беспечным, недолгим и несерьезным. Главное — избегать проблем любого рода, особо не засорять мозг чем-то глобальным, неизведанным, таким, как чувства, привязанность к кому бы то ни было или — не дай Бог! — брак, семья… Все впереди, еще столько в жизни нужно испробовать, остальное подождет, всему свое время, наконец. Примерно так он и думал до сих пор, так и старался жить. Разумеется, у него были легкие романы, ни к чему не обязывающие свидания с девушками, которые, видимо, рассуждали так же — тем-то и были хороши их встречи. А сейчас… Что-то случилось с ним. Это пугало его. Потому-то и сидел он, молча глядя ей в глаза, не в силах оторваться от них. Что сказать ей? Что она для него сестра? Тогда почему он так смотрит на нее? Почему так ее желает? Почему ему кажется, что она тоже воспринимает его не совсем как брата? Почему позволила ему вчера? Почему у нее такие необыкновенные глаза? Такая бархатная кожа? Почему его сердце колотится так, что это, наверное, слышно за сто километров? Почему? Почему? Почему?

И тут он услышал «Почему?», произнесенное вслух:

— Почему ты так смотришь на меня? — спросила кузина. — Почему молчишь?

— Ты прости меня, — сказал он, собравшись с духом. — Мне кажется, между нами что-то происходит, и это пугает…

— Ты помнишь меня в детстве? — вдруг перебила она его. — Помнишь?

— Честно говоря, не очень, — он невольно улыбнулся, — ты была нелюдимкой: все время таскала с собой книжки и, по-моему, не горела желанием общаться с родственниками.

— Однажды, когда еще была жива твоя мама, мы с отцом приезжали к вам, — медленно сказала она, глядя на море. — Это был короткий визит, кажется, мы были у вас проездом. Я помню, как мы с тобой собирали в саду клубнику, а потом я отказалась идти обедать со всеми, стеснялась. Ты взял меня на руки и отнес к столу. Мне тогда было тринадцать лет, и я влюбилась в тебя без памяти.

Он молчал, не понимая, шутит она или говорит серьезно.

— Тебе было почти шестнадцать, — продолжала кузина, — ты был такой взрослый, такой красивый, такой умный! Запросто мог рассмешить кого угодно: отец потом долго вспоминал все твои шуточки и забавные словечки. Потом мы уехали, ты даже чмокнул меня на прощание и забыл. А я была сама не своя после той поездки, все время думала о тебе, ты мне снился почти каждую ночь, правда! Целый год я страдала, никому ничего не рассказывала. Да и что бы я сказала и кому? Родителям? Подружкам? Что я влюбилась в двоюродного брата? Представляю, что бы тогда началось! Да и какая может быть любовь в тринадцать лет?

— Послушай… — начал он, но она прервала его взмахом руки:

— Подожди, я еще не закончила. Потом я решила написать тебе письмо. И написала. Я помню, как писала его всю ночь, пытаясь объяснить тебе, что люблю тебя безумно и не знаю, что мне делать дальше, просила твоего совета. Но чтобы отправить письмо, мне нужен был твой точный адрес, а попросить его у родителей я постеснялась: как бы я им это объяснила? Вдруг впервые в жизни захотела пообщаться с кузеном, да еще и таким странным способом? Я долго прятала запечатанный конверт, чтобы не нашли родители: пришлось таскать его везде с собой. А потом вдруг к нам приехала твоя мама, тоже ненадолго. Это, кстати, была наша с ней последняя встреча, ну, ты понимаешь, перед тем, как ее не стало… Я вложила письмо в новый альбом для марок — что-то другое мне в голову не пришло: из книги, например, оно могло просто выпасть, а так я его хорошенько спрятала, засунула в прозрачные страницы — и попросила тетю передать тебе этот небольшой подарок. Помню, как она погладила меня по голове, поблагодарила и сказала, что обязательно передаст. Потом она уехала. Не знаю, передала она тебе тот альбом или забыла, но ты, естественно, мне ничего не передал и ничего не ответил.

— Господи… — он вскочил на ноги. — Я помню этот альбом! Мама привезла и торжественно вручила его мне, подарок от моей маленькой кузины. А я… Видишь ли, я никогда не любил марки и не собирал их… Прости меня! Пожалуйста, прости!

— За что? — кузина тоже поднялась. — Ты не обязан был любить марки, а я должна была придумать что-нибудь получше или не писать тебе вовсе. В конце концов, сейчас это не имеет никакого смысла: вот что было бы, к примеру, если бы ты любил марки и прочел тогда мое письмо? Посмеялся бы над глупенькой кузиной или, что еще хуже, показал бы его своим родителям. Я бы тогда точно умерла. Поэтому я даже рада, что ты выбросил мой альбом и не видел моего письма.