– Пиши заявление об увольнении по собственномужеланию! – произнес он наконец, так и не подняв головы.

– Но вы прекрасно знаете, что содержание передачисоответствует действительности! Никакой суд…

– Пиши заявление! – рявкнул Михалыч. – Ичтобы я тебя больше не видел!

Лена вылетела из кабинета красная, как вареный рак.

Михалыч часто орал на подчиненных, но то, что произошлосегодня, не объяснялось его обычным хамством. Это было самое настоящеепредательство. Он отлично понимал, как тщательно и умело она подготовиларазговор с Поздняковой, как старалась вывести ее на острую тему. И любойнастоящий журналист на ее месте поступил бы точно так же…

– Лена, налить вам воды? – сочувственнопроговорила Галина Филаретовна.

Это совсем плохой признак.

Галина проявляла сочувствие только к тем сотрудникам, накоторых уже поставлен крест.

Ничего не ответив, Лена выбежала в коридор, закрыв лицоруками, пересекла его и влетела в дамскую комнату. Сердце бешено колотилось, вушах шумело.

Лена пустила сильную струю холодной воды, плеснула себе налицо, еще раз… хорошо бы подставить голову под ледяную струю, но что потомделать с волосами?

От холодной воды в голове немного прояснилось, красный туманперед глазами рассеялся. Лена перевела дыхание, взглянула на свое отражение взеркале. Да, ничего себе! Лицо все в красных пятнах, косметика размазана… аведь эта тушь считается водостойкой!

Она не успела закончить неутешительный осмотр, когда заспиной появился мужской силуэт.

– Эй, коллега, – процедила она, вымещая на этомчеловеке свое раздражение, – вы ошиблись дверью! Глаза протрите! Или у васс головой не все в порядке?

Но мужчина ничего не ответил. Он на мгновение отвернулся,торопливо защелкнул входную дверь, в два шага приблизился к Лене и обхватил еевокруг туловища.

– Что за… вы что, свихнулись… – начала она,пытаясь вырваться, но тут на ее голову натянули плотный полиэтиленовый пакет.Лена в ужасе забилась, задергалась, как пойманная рыба на прибрежном песке. Онаи прежде тяжело дышала от перенесенного стресса, а сейчас воздуха вовсе нестало.

Сильные мужские руки не выпускали ее.

Сквозь полупрозрачную пленку Лена видела в зеркалесобственное искаженное страданием лицо и рядом – лицо убийцы, спокойное,внимательное, словно наблюдающее за ее муками.

И еще – кажется, смутно знакомое…

Сердце гулко колотилось где-то не на положенном ему месте,перед глазами поплыл тусклый красный туман.

Сил на сопротивление не осталось. Она пробовала крикнуть,позвать на помощь, но для этого тоже нужен был воздух, а воздуха совершенно небыло. Последний глоток его ушел на бесполезную попытку сопротивления. Лена широкораскрыла рот, пытаясь вдохнуть, но безжалостная пленка плотно облепилапосиневшие губы. Она глухо захрипела и рухнула на холодный кафельный пол.

С утра Надежда занималась обычным делом – прыгала потелевизионным каналам. Попала на новости и выслушала сообщение о зверскомубийстве известной тележурналистки Елены Серебровской. Надежда наморщила лоб,вспоминая, где она слышала эту фамилию. То есть слышала, конечно, и не раз, потелевизору, и видела репортажи, кстати, весьма хлесткие, на злобу дня…

Показали кусочки передач… Ну да, вот она сама – симпатичнаямолодая женщина, без всякого глянца – ни прически шикарной, ни туалетовнемыслимых. Лицо серьезное, умное, голос приятный, а в остальном ничего лишнего– нет ни слишком белозубой улыбки, ни нарочитого загара зимой.

Задушили, можно сказать, прямо на рабочем месте, в туалететелестудии, надев на голову полиэтиленовый пакет. Страшное дело!

Надежда Николаевна зябко поежилась и переключила на другуюпрограмму. Там было все то же самое. И на другом канале тоже. Все сходились натом, что убийство заказное – Серебровская многим успела перейти дорогу.

Надежда зевнула и выключила телевизор.

«Однако странно, – думала она, потихоньку ковыляя накухню, – теперь у нас каждый ребенок знает, как происходят заказные убийства.Вот Анну Политковскую убили в собственном подъезде выстрелом в упор. Убийцадействовал в перчатках, бросил оружие рядом и убежал. Все по схеме, так они иделают. Никто его не видел, и никогда его не найдут. А тут средь бела дня, привсем честном народе… А если бы кто-то случайно вошел в туалет, когда он еедушил? Уж не знаю, как там у них на телевидении, а у нас на работе бабы вечноторчали в туалете – то причесаться, то поправить макияж, то чашку помыть, топетля на колготках спустилась, то еще что-нибудь… С другой стороны, я же незнаю, как жила эта Елена Серебровская, может быть, у нее подъезд и стоянкаохраняемые. Тогда, конечно, было удобней ее на студии убить, там народу полно…Опять же и пакет тогда можно объяснить – все же какая-никакая охрана на входеприсутствует, с оружием не пропустят, а с обычным пакетом – всегда пожалуйста,мало ли что, может, человек после работы на рынок наладился или еще куда…»

И на миг Надежду вдруг охватило знакомое чувство – легкоежжение в корнях волос. Именно так проявляло себя знаменитое Надеждинолюбопытство.

Надежда Николаевна всегда была женщиной деятельной иэнергичной. Много лет она проработала инженером в научно-исследовательскоминституте, работой своей была довольна, поскольку окружали ее, за редкимисключением, люди интеллигентные, с широким кругозором, а работа позволялазанять голову каким-нибудь важным техническим вопросом. Не то чтобы была онакаким-нибудь гениальным конструктором, но для женщины средних лет соображалаочень даже неплохо, это признавали все ее коллеги.

Все кончилось после перестройки. То есть кончилось не сразу,а как в старом анекдоте, где хозяин жалел собаку и отрезал ей хвост по частям.(Надежде всегда безумно жалко было собаку.) В ее институте начальство поступалопримерно так же. Сначала выгнали молодых мамаш с маленькими детьми ипенсионеров. Старички покорились неизбежной судьбе, мамаши только обрадовались.Потом начальство избавилось от всяких крикунов и горлопанов, а также людей,которые горели на общественной работе. Затем на выход попросили обычныхлентяев, бездельников и хронических неудачников. И уже потом, когда все,включая начальство, вздохнули с облегчением и готовы были, ни на что неотвлекаясь, приступить к работе, оказалось, что работы этой нету. И зарплатытоже.

И тогда из института ушли умные немолодые мужчины (умные имолодые ушли гораздо раньше, еще до многодетных мамочек и свежеиспеченныхпенсионеров).

А в самом конце пришел приказ из министерства сократитьвсех, а институт не то закрыть, не то перепрофилировать.

Таким образом, Надежда Николаевна, интеллигентная женщинасредних лет с высшим образованием, перешла в разряд домохозяек. Муж ее такойперемене был безумно рад, она потихоньку привыкла к своему новому положению ине заводила уже разговор о том, чтобы поискать другую работу. Однако голова,привыкшая за много лет быть все время загруженной задачами разной степенисложности, не смогла сразу перестроиться.