Настя налила воду в высокую керамическую кружку и включилакипятильник. На всякий случай убрав чашки подальше от Короткова, она сказала:

- Не хочешь выполнять мои дурацкие просьбы - имей свойкофе. Независимость - хорошая штука, ценная, но за нее надо платить. Как,впрочем, и за все в этой жизни. Не обиделся?

Юрий метнул на нее полный ярости взгляд и внезапнорасхохотался.

- Чашечки прибрала от меня подальше? Это правильно, ато бы я их тут же об пол разбил. Нет, Настюха, не обижаюсь, потому что ты правана все сто. У меня знаешь почему кофе все время заканчивается? Потому что ятебя, дуру, люблю всем моим сыщицким сердцем, и мне приятно прийти к тебе ипопить твоего кофейку из твоих красивых чашек. Чтобы я вот так вот уселся настул, как падишах, откинулся, ногу на ногу положил, а ты бы мне наливала иподавала. А то сделаешь сам себе кофе и пьешь его в кабинете один, как сыч.Скучно! А поговорить?

- А ты ко мне со своей банкой приходи, - предложилаНастя. - Кофе твой, вода, посуда и сахар - мои. Юр, мне кофе не жалко, ты жеменя знаешь, я просто пытаюсь внести рациональное зерно в наши отношения, чтобысделать тебя независимым от моей лени.

- Ничего ты не понимаешь! - фыркнул Коротков.разваливаясь на стуле в точном соответствии с только что обрисованной картиной.- Если я приду к тебе со своей банкой кофе, то совершенно очевидно, что ясобираюсь потрепаться, а это в отношениях начальника и подчиненной недопустимо.А вот если я иду безо всего, то могу утешать себя мыслью, что я такойнесчастный, измученный, устал от непосильных трудов по поимке бандюганов и мнесрочно нужна чашка кофе, чтобы поддержать мои иссякающие силы, дабы я мог и далеенести вахту на страже порядка. Разницу усекла? И не спорь со мной. я старше подолжности и по возрасту.

Он с явным удовольствием пил ароматный горячий кофе. какобычно, оттягивая тот момент, когда придется стать руководителем, погрузиться вповседневную работу и, что самое для Короткова неприятное, принимать решения.Здесь в этом кабинете, где он провел много и тревожных, и мучительных, ирадостных часов, Юрий еще мог чувствовать себя равным, таким же онером, как ивсе остальные. Чуть больше года прошло с того момента, когда его повысили вдолжности, назначив заместителем начальника отдела вместо ушедшего на пенсиюполковника Жерехова. Год - срок немалый, и во многом Коротков успел привыкнутьк новому своему положению, но все равно ежедневно устраивал себе передышку,усаживаясь в Настином кабинетике и делая вид, что он "как все".

- Ты сегодня никуда не собираешься убегать? - спросилон.

- Кажется, нет. Бумаг много, надо разобраться с ними. Ачто?

- Я скажу Люсе, чтобы она тебе позвонила, если меня незастанет, ладно? Мы хотели с ней вечером пойти куда-нибудь...

- Кстати, о Люсе, - перебила его Настя. - Я никоимобразом не агитирую тебя за развод, но мне все-таки любопытно. Ты столько летждал, столько разговоров было о разводе, а что теперь?

Коротков помрачнел. Теперь он сидел не вальяжно, откинувшисьна спинку стула, а сгорбившись и опираясь локтями о колени.

- Я сам не знаю, Ася. Я так хотел развестись, мнеказалось, что, как только теща отмучается, у меня появится моральное право уйтиот Ляльки. Понимаешь, пока ее мать болела, я не мог ее бросить одну с этимкошмаром.

- Это я понимаю. Но ведь ее матери больше нет. Ты сЛюсей встречаешься, если память мне не изменяет, с девяносто второго года. Семьлет, Юра. Тебя что-то смущает? Или Люся не хочет разводиться со своим мужем?

- И Люся... - он помолчал и выдохнул. - И я тоже. Ася,это трудно объяснить, но... Я не могу.

Настя молчала, ожидая продолжения. В общем-то, она былапочти уверена, что знает, о чем пытается говорить Коротков. Но ей хотелось, чтобыон сказал это сам. Однако Юрий тоже молчал, надеясь, видимо, что она, какобычно, поможет ему репликой или вопросом.

- Ты понимаешь меня? - наконец спросил он, недождавшись помощи.

- А ты сам себя понимаешь?

- Смутно. Я просто знаю, что не могу сказать Ляльке:всё, дорогая, пятнадцать лет совместной жизни насмарку, псу, можно сказать, подхвост, я от тебя ухожу. Не знаю, почему я не могу это сказать, но я не могу.

- Сказать тебе, почему?

- Скажи, - покорно кивнул Коротков, словно емупредлагали огласить приговор, который можно было бы и не оглашать.

- Именно потому, что пятнадцать лет совместной жизни.Из этого непреложного факта вытекает по меньшей мере два следствия. Первое: запятнадцать лет было много всякого, последние лет десять, пока болела твоя теща,было, конечно, трудно, было невыносимо, было мучительно. И как бы ты к Лялькени относился, но это трудное, невыносимое и мучительное было вашим общим, выего делили пополам. Вы его вместе пережили. На это не так просто наплевать, мойдорогой. Пока жива была теща, тебе казалось, что как только так сразу, тывздохнешь с облегчением и кинешься устраивать свою личную жизнь, а не тут-тобыло! Потому что личная жизнь - она именно личная, она включает в себя все твоенутро, твою душу, все твои переживания и страдания, а эти переживания истрадания связаны с Лялькой, а вовсе не с Людмилой. Этот тезис тебе понятен?

Юра молча кивнул.

- Второе следствие: за пятнадцать лет с Лялькой этасовместная жизнь стала твоим образом жизни. Нравится он тебе или нет - вопросдругой. Но это образ жизни. Менять его всегда тяжело, ты с ним сросся,сроднился, ты к нему привык, адаптировался в нем. А жить по-другому ты простоне умеешь. Поэтому и боишься.

- Ты думаешь, я напрасно боюсь? - вскинул головуКоротков. - Думаешь, надо решиться и порвать раз и навсегда?

- Нет, Юрочка, я так не думаю. Ни одной минуточки недумаю. Резкое изменение образа жизни может оказаться катастрофой и для тебя, идля твоей жены, и для Людмилы. Для всех, одним словом, кого затронет твойразвод. Нужно очень тщательно все взвесить и попытаться понять, что будет совсеми вами, если ты решишься на этот шаг. В первую очередь - что будет с тобой.Я приведу тебе маленький пример, он не выдуманный, я знаю эту женщину. Онамного лет назад развелась, но, пока искала возможность разъехаться с бывшиммужем, тот заболел. Рассеянный склероз. Такая, понимаешь, незадача. И вот напротяжении семи лет она ухаживала за ним, переворачивала, меняла белье,вставала по ночам, подносила то попить, то поесть. Квартира вся пропахлалекарствами и мочой, и женщина эта все мечтала о том, что, если бы мужа,бывшего, заметь себе, не было, она бы хоть квартиру отремонтировала. У нее былвозлюбленный, неженатый, готовый хоть сейчас вступить с ней в брак, но она немогла бросить своего больного бывшего мужа и бегала, как девчонка, на свидания.Наконец все случилось, несчастный отошел. И что ты думаешь? Она кинуласьремонтировать квартиру? Замуж побежала? Да ничего подобного! Она сидит и целымиднями плачет. Ей одиноко. Ей пусто. Ей не за кем больше ухаживать. Потому чтоза семь лет этот кошмар превратился в образ жизни, к которому, хорош он илиплох. она адаптировалась, сжилась с ним. И выяснилось, что по-другому жить онане умеет и не хочет. Мысль ясна?