Они сели рядом на каменный заборчик, Иггельд чувствовал, чтои бывший наездник драконов испытывает к нему симпатию, хотя ему, Иггельду, едваисполнилось четырнадцать, а наезднику, подумать только, какой старый, уже почтипятьдесят!

Иггельд спросил тоскливо:

– Ну почему, почему отбор так рано?

– Ты же сам видишь, – сказал Апоница с мягкимупреком, – кто из них едва жив, а у кого тельце сильное и крепкое. Этовидно уже на вторую-третью неделю. Но только через два месяца станет видно,какой детеныш смирный, какой трусливый, а какой чересчур злобный. Мы и такпервый отбор проводим только в этом возрасте, чтоб уж совсем точно, хотянапрасно переводим драконье молоко. Потом проводим отбор уже среди сильных, ноотбраковываем крайности: чересчур трусливых и чересчур раздражительных… Тутзатягивать нельзя, потом вставлять штыри поздно. Или очень трудно. Уже бывалонехорошее…

Иггельд помрачнел. Хоть и говорят, что в раннем возрастедракончики еще ничего не чувствуют, но почему же они тогда так жалобно кричат,визг и писк доносятся даже до города? И зачем их напаивают дурман-травой?

– Один штырь, – сказал Апоница, словно ощутивмысли мальчишки. – А раньше вживляли в шею три!.. Да, на старых рисунках удракона три штыря. И наездник сидел чуть ближе к спине, штыри на расстояниирастопыренных рук. А теперь мы научились пользоваться одним, дракону не такбольно… Иггельд, не переживай так! Разве коню не больно от шпор? Разве непользуются плетью, хлыстом? А удила, которыми всадник рвет коню рот, тому врадость?

* * *

Через две недели, помнил Иггельд, старшие смотрители придутснова. Черныш едва-едва в прошлый раз прошел отбор, но сейчас из шестиоставшихся если не самый слабенький, то почти самый, другие уже дерутся друг сдругом, играя, а Черныш отползает в сторону и смотрит на них большиминепонимающими и, хуже всего, испуганными глазами.

Он безвылазно находился в питомнике трое суток, почти непокидал котлована, чтобы не пропустить Хоту Золотой Пояс, главного оценщика.Тот явился после сытного обеда, устроенного в его честь в доме главногосмотрителя драконов. За ним неспешно двигались, посапывая и сыто взрыгивая,шестеро членов городского совета.

Иггельд взял на руки Черныша, тот сразу попыталсявскарабкаться ему на плечо, Иггельд не пустил, прошептал на ухо:

– Ты должен показать себя сильным и здоровым!.. Постарайся!Я очень тебя прошу!

Наверху заблистали яркие одежды, он отпустил Черныша костальным, тот сразу заспешил к маминому брюху. Над барьером показалась головаглавного оценщика, Хоты Золотой Пояс, рядом появились еще четверо, всерассматривали дракониху и ее потомство холодно и оценивающе. Хота окинулвзглядом молодняк, нос поморщился, Иггельд вздрогнул, когда сверху донессянеожиданно резкий неприятный голос:

– Эти два слева чересчур нежные. Медленно соображают,суетливые, костяк хрупкий, утонченны. Мускулатура слабая, плоская. Суставынерельефные, грудь узкая… Такие часто болеют, до взрослости обычно не доживают,их нужно кормить особо, беречь от жары, холода, ветра, даже от дождя… тьфу! Чтовы мне показываете?

Апоница сказал суетливо:

– Это те, что остались от прошлого отбора! А взглянитена вон тех двух…

Иггельд тоже посмотрел на дракончиков, те в сторонке затеяливозню друг с другом, а сверху тут же раздался брюзжащий голос:

– А эти суховаты. Такие возбуждаются по любому поводу,бросаются на стены, а когда надо в бой, уже лежат с высунутыми языками. Этипокрепче, чем те… нежные, но все равно для боя не годятся. Нет, они не струсят,но зачем вам, чтобы бросались в бой, не слушая команды?

Подошел еще один, Иггельд не знал, кто это, не издракозников, тогда бы узнал, явно один из тех загадочных и страшных людей, чтодают деньги на прокорм, дают то больше, то меньше, а могут, как не раз онслышал разговоры взрослых, могут и вовсе перестать давать, драконы почти неприносят прибыли. Он держался гордо, спесиво, перед ним гнулись, а он заговорилгромко и важно, любуясь каждым словом:

– По голове дракона можно понять о нем все! Величинаголовы и выступающие кости говорят о развитости всего костяка, грубости илинежности телосложения. Голова дракона бывает грубой, тяжелой или сухой…

Иггельд посматривал на дракозников, слушают эту чушь, какбудто слышат впервые, ни один не повел даже бровью, когда этот важный заявил,что у здорового дракона кончик носа всегда влажный, если не спит, конечно, и неболен, ни один не сказал, что здесь это все дети знают, молчали и кивали, покаон не устал или не сказал уже все, что знал о драконах…

– Ну-ка, – раздался наконец сверху рычащий голосХоты, – давай собирай всех в корзину…

Иггельд не понял, что и зачем, послушно носил детенышей,дракониха подняла голову и наблюдала за ним, а когда он отнес последних,забеспокоилась, поднялась, явно намереваясь пойти следом и в пасти попереноситьвсех обратно.

– Давай! – раздался сверху голос.

Раздался страшный хлопок с треском, Иггельд невольно вздрогнул,это наверху кто-то ударил дубиной по туго надутому бычьему пузырю, и тотлопнул. Одновременно упали стенки корзины, трое детенышей с жалобным пискомпомчались к матери, Черныш спешил третьим, но не потому, что испугался меньше,он от ужаса спотыкался и падал, в то время как другие неслись почти прыжками,добежали до материнского брюха и прижались, дрожащие, перепуганные.

Лишь трое щенков не бежали, хотя один сперва было выскочил,но тут же начал с любопытством осматриваться, отыскивая, что же это за странныйновый звук. Двое остались в корзине, один рыча скалил зубы, а второй пыталсявзъерошить несуществующий гребень на спине.

Сверху послышались голоса:

– Я думаю, все ясно…

– Да, не пришлось долго отбирать…

– Удачно, что все они проявили себя так явно.

– И так ярко! Никаких колебаний.

– Вы тоже так думаете? Тогда на этом и решим. Апоница,из этих трех одного отберем через неделю, а тех можете сегодня же… Поздравляю,эти показали себя неплохо. В прошлом помете, как вы помните, только один неструсил. Да и то, гм, можно сказать, с натяжкой.

Голоса отдалились, истончились, стихли. Дракончики, не слышаповторения странного звука, пошли к матери. Пошли неспешно, без страха, сдостоинством. Иггельд потерянно смотрел на Черныша, в глазах защипало, испуганныйдракончик задрожал и расплылся, а его огромная мать как будто вошла в огромноесерое облако и ворочалась там, утробно вздыхая.

Ноги дрожали, он весь трясся, как осиновый лист, а когдапошел к корзине, его повело в сторону, и он ударился о каменную стену. Наконецперенес ноги через край, ухватился и ворот. Пошло очень легко, а когдаподнялся, Апоница закрепил ручку и сделал шаг навстречу. Морщинистое лицостарого наездника было грустным, в глазах Иггельд увидел море сочувствия.