Апоница снова опустил веки, тяжелые и набрякшие, каккожистые шторы на выпуклых глазах дракона, сказал мягко, наслаждаясь теплымсолнышком, весной, чистым воздухом, пока ветерок относит вонь из котлованов вдругую сторону:

– А ты сам подумай… Возьми для примера свинью. Какзовется свин?.. Правильно, кабан. А их детеныш?.. Верно, поросенок. А есливзять кобылу?

Иггельд ответил послушно, еще не понимая, к чему клонитстарый смотритель:

– Кобыла, конь, жеребенок.

– Корова?

– Корова, бык, теленок!

– Видишь, как у всех свои названия. А у собаки?

– Кобель, сука, щенок. Еще можно – пес… Понимаю,овца, баран, ягненок, а у кошки только: кошка, кот, котенок?

Апоница кивнул, голос ласковый, он жмурился и нежился, каккот на солнце.

– Видишь, сам разобрался. Для домашних у нас естьназвания для всех, а для диких – одно. Вот если волк, то как ни крути, аесть только волк, волчица и волчонок. Так и дракон: нет своего названия длясамки, для детеныша.

Иггельд возразил:

– Но ведь кошка не дикий зверь!

– Дикий, – ответил Апоница просто. – Слишкоммала, чтобы охотиться на людей, но ей хватило ума, чтобы жить среди людей, разуж не охотятся на нее. Мышей в людских поселениях больше, чем в лесу или степи,там нет таких складов с зерном, вот кошки и прижились, приспособились. А былибы с крупных собак или же с телят, то вполне охотились бы на людей. Нет кошки,что выскакивала бы навстречу хозяину, как выбегает пес, ни одна кошка еще невизжала от радости, не прыгала ему на грудь, не тосковала о его гибели, непыталась защитить! Точно так же и дракон на человека не очень-то обращаетвнимание. Подчиняется, как подчиняются нам кошки, когда уступают дорогу,опасаясь пинка.

Иггельд вытащил из-за пазухи и поднял черненькую жабу ближек лицу. Тотчас же выметнулся розовый язычок, и, как ни быстро Иггельд отодвинулдракончика, тот успел лизнуть в нос. Все четыре короткие лапки протестующемахали, стараясь зацепиться за воздух. Дракончик извивался всем телом, но Иггельддержал крепко, начал почесывать горбатую спинку, и дракончик сразу разнежился,лапки повисли, пасть приоткрылась, а выпуклые глаза смотрели на огромногочеловека с обожанием.

– Не знаю, – ответил он слабо, – но я еголюблю Очень люблю!.. И он меня… тоже.

Апоница сказал грустно:

– Пока что чувствует от тебя тепло и ласку. Ладно, несиобратно. Это плохо, что привыкаешь.

– Плохо? Почему?

Апоница нахмурился, голос прозвучал глухо:

– Плохо.

Он самозабвенно возился в котловане с этими быстро растущимиящерицами, когда высоко над головой зазвучали незнакомые голоса. У барьерапоявились богато одетые люди, дородные, в теплых одеждах из дорогого и редкогомеха. Апоница склонился над каменным барьером, указывал вниз, что-то говорилбыстро и заискивающе.

Иггельд ощутил недоброе, рядом с Апоницей появился Якун,тоже взволнованный, лицо побледнело, покрылось красными пятнами, будто перееллисьих ягод. Иггельд уловил быстрый взгляд, что бросил на него Якун, уловилнезаметный взмах руки, но не понял, что надо делать, на всякий случай пересталиграть с детенышами и пошел менять воду.

Апоница крикнул:

– Иггельд, раз уж ты там, возьми дракончиков и отнесипо одному вон к тому краю!

Иггельд, гордясь силой, ухватил сразу двух, отнес, пыхтя, вуказанное место. Один из богато одетых сказал, смеясь:

– Крепкий мальчишка!.. Уж его точно выбраковывать нестоит.

Другие тоже смеялись, кто искренне, кто угодливо, но всевнимательно следили, как детеныши, разлученные с матерью, с жалобным визгомпоползли обратно Их задние лапы волочились, как перебитые, оба скулили,дракониха вскинула голову и смотрела внимательно. Апоница прикрикивалповелительно, удерживая ее на месте. Малыши совсем выбились из сил, один ползвсе медленнее, другой распластался и жалобно скулил.

Иггельд хотел подбежать и отнести, но Апоница сказалнезнакомым голосом:

– Стоять!.. Не мешай.

Первый дракончик кое-как дополз до материнского брюха,ткнулся мордой в теплое вымя, но так измучился, что сразу заснул. Второй началползти, снова остановился, опять прополз пару шагов…

Иггельд услышал голоса:

– Я полагаю, со вторым ясно…

– Да, конечно.

– Погодите, – возразил третий голос, – можетбыть, остальные будут такими, что и второй покажется бегуном.

– Да, вы правы, сперва пересмотрим всех…

– Запомнили, у этого хвост почти белый?..

Апоница кивком позволил Иггельду отнести к матери и второго,сказал:

– Донесешь еще двух?

– Легко, – ответил Иггельд, деваться некуда, хотяв тот раз думал, что глаза лопнут от натуги, драконники прибавляют в весе скаждым днем. – Туда же?

– Да.

Он отнес и остановился, приходя в себя, а дракончики резвопоползли обратно. На этот раз добрались к матери без передышек и остановок,почти вровень. Апоница кивнул удовлетворенно, но лицо оставалось все ещевстревоженным.

Третья пара тоже оказалась резвой, хотя второй отстал, инамного, но просто первый не полз, а почти бежал. Иггельд видел, что этоговзяли на заметку особо, указывали Апонице, он кивал и улыбался. Четвертая парабыла последней, которую Иггельд донес, да и то дважды ронял по дороге, потом, кего стыду, пришлось носить дракончиков по одному. Правда, оставалось всегочетверо.

Сердце его похолодело; наконец-то дошло, что эти нарядные ипразднично одетые люди и есть те безжалостные убийцы, что всякий раз обрекаютна смерть половину, если не больше, любого потомства вот так в первый же отбор.А потом, через два месяца, и второй, когда снова половину на смерть, останетсятолько трое, а потом и вовсе один…

В глазах закипели слезы. Последние два ползли вяло, хотявыглядят крепкими и здоровенькими, то ли переели, то ли хотят спать, но ползутедва-едва, два таких толстеньких комочка, по дороге тычутся мордочками во всевыпуклости, отыскивая теплый бок матери.

Голоса над головой раздавались недолго. Когда Иггельд всехдетенышей расположил у матери под брюхом и поднял взгляд, над барьеромоставался только Апоница. Иггельд потащился, донельзя усталый, к корзине.Апоница сам взялся за ручку, начал вертеть, а Иггельд вертел вторую, внизу, такподнялся вдвое быстрее.

– Якун повел их угощать, – объяснил Апоница. Онусмехался, но в глазах была грустная ирония. – От них многое зависит…

– Почему?

– Знатоки, – объяснил Апоница лаконично.