Скажу, что буду репу там растить. Думаю, он не откажет. Все равно других-то людей этот кусок леса не интересует. А по поводу меня у лендлорда не возникнет никаких вопросов. По городу уже наверняка поползли слухи, что я разорена и нахожусь на грани нищенства. Кто, как не отчаявшаяся нищенка, позарится на этот клочок земли? Потихоньку выкопаю все, свезу в таверну. Зиму проживем. А даст бог, сможем и продавать похлебку с картофелем».

***

Эти мысли мне так понравились, что я даже замурлыкала от радости. А когда я в хорошем настроении, готовить получается особенно хорошо!

Картошку я почистила и нарезала кубиками, насыпала в котел щедро. Это выйдет скорее не похлебка, а густое рагу. И ничего, что вместо мяса тонкая свиная шкурка! Я ее выловила и нарезала аккуратными квадратиками, с тонкой прослоечкой прозрачного ароматного сальца. Ссыпала обратно в котел, посыпала перцем, добавила небольшой обломочек лаврового листа — какой уж нашелся, — и поставила томиться.

Грибы почистила, помыла, обдала кипятком и поставила варить в отдельной серебряной кастрюльке. Отыскала маленькую сухую луковицу и повядшую морковку… что ж, чем богаты! В огромной бутыли оставалось еще немного гусиного жира, совсем чуть-чуть, с ложку. На нем я сделала зажарку, обжарив лук до золотистого оттенка, и потом — морковку.

Вернулась Бибби.

— Чем это так вкусно пахнет? — подозрительно спросила она, наблюдая, как я смешиваю отваренные грибы с варевом, и выливаю туда золотистую шкворчащую зажарку. — Госпожа, как красиво вы умеете готовить! Суп просто загляденье! А это что, репа?

Картошка разварилась, суп стал густым. Он кипел, лопались пузыри, жирно чавкая и выпуская пар, золотые кружочки жира украшали его вперемежку с зелеными кружевами трав.

— Репа, репа, — посмеиваясь, ответила я. — Ну, давай миску живо!

Бибби поспешно протянула свою миску и ожидала, пока я ее наполню, приплясывая от нетерпения. Варево было горячим, но все же она ухватила кусочек картошки и, обжигаясь, съела ее.

— Боже, что это такое? — вскричала она, торопливо хлебая еду и поедая ее, как ест очень голодный человек. — Как вкусно! Что за волшебную приправу вы добавили, никогда не пробовала такой чудо-репы!

Я, посмеиваясь, тоже уселась поесть. И некоторое время мы молчали, уписывая похлебку.

Только получив ужин, я поняла, насколько бедная Мари изголодалась. Может, ее дела шли и не так уж плохо, но бедняжка была в таком потрясении, что, наверное, просто забывала поесть в последние дни. Так что насытиться мне удалось совсем крохотной порцией.

Бибби съела и того меньше и сомлела. Уснула, бедняжка, прямо на стуле, с ложкой в руке.

Но личико ее стало немного розовее, сведенные страдальчески брови разгладились. И во сне она улыбалась совсем как ребенок. Она согрелась и наелась, наверное, впервые за долгие дни.

Я же была немного крепче малышки Бибби, у меня еще оставались силы, чтоб встать и прибрать посуду после ужина. Пока я возилась с мисками, дверь в таверну стукнула, звякнул колокольчик. Какой забытый звук! Давно к нам никто не приходил!

— Хозяева! Есть кто? — окликнул меня грубый голос. — Дьяволова ночь, мрак, холод и дождь! Пустите меня обогреться, обсушиться?

— Можем и ужин предложить, — бойко отозвалась я, хотя сердце мое затрепетало, а руки задрожали. Первый клиент за долгие дни! К нам не ходили уже давно. Знали, что еда у нас помои. — Мы только что сами отужинали, можем и с вами поделиться, если не побрезгуете нашим скромным столом.

Пришедшим оказался старый дровосек. Его уставшая лошадка, запряженная в повозку, понуро стояла во дворе под навесом, а сам он, промокший, кашляя и бормоча под нос проклятья, устроился у пылающего очага и протянул к огню озябшие ладони.

— Погода дьяволова, — повторил он, принюхиваясь. — А у вас вкусно пахнет, сударыня. Очень вкусно. И отчего о вашем заведении говорят, что тут дурная кухня?

— Ах, — горько ответила я, поставив на стол свою только что вымытую тарелку. — И не спрашивайте! Скажу только, это полностью моя вина. И мне много придется поработать, чтоб это исправить.

Дровосек промолчал, поглядывая на меня из-под кустистых бровей. Пока я наливала ему похлебку, он смотрел на пляшущий огонь, а потом вдруг сказал:

— Ты одна, девонька. И вступиться за тебя некому, ни отца, ни братьев нет. Да и с советом помочь некому, мать тоже померла. Не вини себя, оступиться может каждый!

— У вас доброе сердце, — буркнула я, отвернувшись, чтобы он не увидел моих слез. — Спасибо!

— Если я чем-то могу помочь, — продолжил он, — то не стесняйся. Только скажи. Я могу хворосту тебе привезти… просто так. Да вот, у меня как раз лишняя вязанка есть. Бери ее!

И он сбросил со спины поклажу, перевязанную веревками вязанку хвороста.

Я уж было хотела отказаться от его помощи, но тут картофельное поле снова всплыло в моей памяти. Повозка с лошадкой мне были б очень кстати, когда буду перевозить урожай!

— А что, — ответила я. — Пожалуй! Тогда ужин с меня бесплатно!

— Ганс, — представился мой ночной гость. — Меня зовут Ганс Лесоруб. Все меня знают. Всяк тебе укажет на мое жилье, если я понадоблюсь!

Мое варево ему понравилось. Он ел, и его лохматые брови от удивления взлетали все выше и выше. Глаза у него оказались голубые, как небо, и очень удивленные.

— Это что за еда такая? — осторожно спросил он. — Понять не могу никак.

— Не понравилось? ­­— притворяясь огорченной, произнесла я.

— Да наоборот… но понять не могу, что это такое я ем!

— Такой сорт репы, — соврала я. — Очень редкий. Вырастила в своем саду.

Старик прищурился. По его виду было понятно, что он не верит мне ни на грош, но спорить не будет. Это моя тайна, в конце концов.

За семь медяков я сдала ему крохотную комнату наверху, переждать ночную непогоду, а сама поднялась в свою, чтобы