чужой, а теперь моей, жизни. — Мари долго недоедала, была измучена, испугана, еще и изнасилована. Сердце не выдержало. Умерла, освободив место мне в этом мире. Как жаль ее, бедняжку! В своей короткой жизни так и не повидала счастья…»

— Ну, Грегори, — выдохнула я, отбросив с лица спутанные, потускневшие волосы, которые когда-то были золотыми, — я отомщу! Небом клянусь и своим сердцем, таверна тебе не достанется! Уж я что-нибудь придумаю! Я вывернусь! Но из города не побегу, и шлюхой не стану! А ты ответишь за каждую слезинку глупой Мари!

Глава 2. Приданое Мари

— Снова сегодня пустая похлебка, — уныло сообщила Бибби. — Я нашла свиную шкурку, хоть немного навара будет… А капусты вот совсем нет. Репой обойдемся.

Я с трудом встала. Надо быть сильной, надо быть сильной, твердила я себе. Куда б меня ни занесло, мне нужно прежде всего выжить! Но как тут будешь сильной, если в животе с голода бурчит?

— Схожу в лесок, — как можно небрежнее сказала я. — Грибов поищу на суп. К моему приходу приготовь ванну мне. Надо смыть… все это.

Бибби с трудом разогнула натруженную спину и уставилась на меня своими огромными, на пол-лица, глазищами.

«Такая юная, а уже изработанная, измученная», — с жалостью подумала я, рассматривая служанку.

Бибби была худой, очень худой. Если б не болезненная угловатая худоба, девушка была бы хорошенькая. Но тяжелая работа и скудная плата сделали ее такой — несчастной, похожей на тень.

Бибби была сирота; и, поступив на работу в таверну Мари, вверила хозяйке свою жизнь. А теперь и погибала с ней, потому что идти ей некуда было. Разве что в тот же публичный дом; и, скорее всего, Бибби пойдет туда, склонив послушно и стыдливо голову. Бедная послушная девочка…

На глаза мои навернулись слезы, и я накрепко сжала зубы, чтоб не разреветься от жалости и стыда. И эту юную жизнь погубил Грегори, заморочив голову глупой Мари! Впрочем, разве он думал об этом?

— Грибов? — с ужасом произнесла она. — Да что вы, право слово! Не сошли ли вы с ума, госпожа Мари?! Кто ж вас впустит в лес?

— Ах, да, —слабо вздохнула я. Память подкинула мне подсказку; вся земля принадлежала лендлорду, и он сдавал ее фермерам. Лес тоже; и все более-менее хорошие куски он роздал местным охотникам.

Остался лишь один, почти около самого города.

Все бы ничего, чистый лесок. Но раньше там, в старой хижине, жил иноземец, и поговаривали, что был он колдуном. Чем жил – неясно. Только и не голодал он. Раз в месяц ездил в столицу, возвращался с огромными деньгами.

Иноземца этого убили года три в пьяной драке. Дом его растащили по бревнышку — кто ж откажется от дармового добра?

Только и лес обрел дурную славу. Много людей отравилось там непонятно чем; и то место стали обходить стороной.

— Они были просто деревенские дурачки, которые не могут отличить хороший гриб от поганки, — решительно ответила я.

— А вы, стало быть, можете?!

— Могу.

— Ах, госпожа Мари, не задумали ли вы дурного?! Неужто самоубийство затеяли?! Это грех, огромный грех! — Бибби сцепила руки на груди. В ее полудетских глазищах загорелось отчаяние. — Ну, будет вам! Подумаешь, беда какая, жених бросил! Может, действительно продать этот дом, переехать, где вас не знает никто? Вы ж сами хвалились, что у вас приданое есть!

— Помолчи, — прикрикнула я на нее. — Ерунду какую несешь. Я просто есть хочу. Наберу грибов и приду.

— Я с вами тогда, — отчаянно воскликнула Бибби, отирая руки о ветхий, серый и грязный передник. — Пропадем, так уж вместе! Все равно податься мне некуда!

— Да не собираюсь я пропадать, — запротестовала я. Но Бибби, это отчаянное и преданное дитя, уже бросилась к себе в каморку, чтоб накинуть плащ.

— Только не уходите без меня, госпожа! — прокричала она.

А я присела и задумалась.

Приданое, да… приданое имелось.

Глупышка Мари собирала его с любовью. Но много ли она набрала, с Грегори-кровопийцей на шее?..

Память мне услужливо подкинула место, где у Мари был тайник, и припрятанный там сундучок. Конечно, он не был полон золота, нет. Денег там было совсем немного, ровно десять золотых. Как раз, чтобы уехать и начать новую жизнь скромно и тихо. Может, так и сделать?

А Бибби? Ее кинуть? Двоих мне не прокормить. Домишко самый простой будет стоить мне от пяти монет, и это если повезет. Могут запросить и все десять. Да утварь, да постель и одежда…

Я прикинула, а не потратить ли эти деньги на таверну. Нет, слишком мало… Если и хватит на посуду, то на продукты для гостей уже нет. Комнаты сейчас сдавать не сезон. Никто осенью к нам не едет. Осень у нас неприветлива и холодна…

Помимо денег Мари припасла новые скатерти, постельное красивое белье да большой отрез на свадебное платье с длинным шлейфом, прекрасный зеленый бархат. Она хотела вышить на нем апельсиновые цветы и светлые листья по подолу, а из белого тонкого шелка пошить нижнюю красивую рубашку. Но вот не сбылось…

Еще был сервиз из самого тонкого, полупрозрачного фарфора, очень дорогой и очень изящный. Мари купила его, подчинившись внезапному порыву, хоть он был и ужасно дорог. Тогда ей очень хотелось семью, чинную и с достатком жизнь. А из сервизных чашек она попивала б чай, как важная госпожа!

Размышления мои прервала Бибби, прибежавшая обратно с корзинкой и с моим плащом.

— Я готова, госпожа! — пролепетала она. — Идемте. Только давайте поскорее, а то уже темнеет. Я не хочу, чтоб нас волки съели, или недобрые люди застигли. Все-таки, грибы этого не стоят!

***

Несмотря на дурную славу, лес был все-таки чудным. Прозрачный по-осеннему, приветливый. Воздух тут был свежее, холоднее, острее чувствовались запахи, и