— Уже больше двух.

Я зашагал дальше по улице.

И тут услышал, как крики восторга за спиной сменилиськриками страха.

Мы резко обернулись. Гидрант во все стороны выплевывалчерную воду, покрывая детей клейкой, блестящей пленкой. В воздух поднималасьгустая темная дымка, в солнечных лучах отсвечивающая всеми цветами радуги, какна пролитом масле. Дети отступили от гидранта, их почерневшая кожа блестела.Пара малышей так и застыла под черным ливнем, громко плача.

— Что за черт? — прошептал Захлер.

Я сделал шаг вперед, но запах — землистый, зловонный,гнилостный — заставил меня остановиться. Темное облако поднималось междудомами, взбаламученное, словно дым, и теперь ветер дул в нашу сторону. Намостовой начали возникать маленькие черные пятнышки, все ближе и ближе — какбудто пошел внезапный летний дождь. Мы с Захлером попятились, глядя себе подноги. Капли блестели, словно крошечные черные жемчужины.

Гидрант «кашлянул» еще раз, выплюнув сильную черную струю, идальше пошла чистая вода. Облако над нами начало рассеиваться, превращаясь нафоне неба в еле заметную темную дымку.

Я опустился на колени, вглядываясь в одну из черных капель.Какое-то время она мерцала, отражая солнечный свет, а потом испарилась прямо уменя на глазах.

— Черт побери, что это было, Мос?

— Не знаю. Может, в трубы просочилось топливо?

Дети настороженно поглядывали на гидрант, опасаясь, видимо,как бы вода снова не почернела, но в то же время страстно желая искупаться.Казалось, маслянистая пленка соскальзывает с их кожи, с шорт и футболок прямона глазах исчезали темные пятна.

Спустя минуту они уже плескались под струей воды, словноничего необычного и не произошло.

— Это совсем непохоже на топливо, — сказал Захлер.

— Ага. Скорее всего, просто вода в гидрантезастоялась, — ответил я, не желая думать об этом. Эта штука исчезла такбыстро, что почти можно было вообразить, будто ее и не было. — Ну, что-тов этом роде. Пошли, мы опаздываем.

Комната Перл выглядела, как будто свалку скрестили состудией звукозаписи, а потом взорвали.

Вдоль стен выстроились картонные коробки из-под яиц,большие, двенадцать на двенадцать; такие обычно скапливаются у задней двериресторанов. Между долинами коробок поднимались извилистые холмы из них же,изгибаясь, словно звуковые волны, которые они поглощали.

— Эй, у тебя же тут тонна всякого оборудования! —воскликнул Захлер.

Его голос не создавал эха, практически не отражаясь от стен,и звучал не громче, чем у полудохлого кота.

Я не раз говорил Захлеру, что мы могли бы точно таким жеобразом сделать звуконепроницаемой его комнату, и тогда его родители пересталибы вопить, чтобы мы приглушили звук. Однако нам всегда не хватало мотивации. Аможет, картонных коробок из-под яиц.

Пол покрывали запасные кабели, светозащитные устройства длявыполнения спецэффектов, спагетти электрических соединений, удлинители, вкоторые были воткнуты дюжины адаптеров, все с этикетками, показывающими, чтоконкретно тут подключено. В одном конце комнаты возвышались две подставки сэлектроникой со скрученными кабелями. Модули были расставлены строго по видам:цифровые блоки, черные, без кнопок, блестящие арпеджиаторы, несколькодопотопных синтезаторов с аналоговыми шкалами и иглами — словно реквизитстарого научно-фантастического фильма, готовый к съемке.

Захлер нервно оглядывался по сторонам, видимо спрашиваясебя, не заглушит ли все это оборудование его маленькую дешевую электрогитару.Я же задавался вопросом, зачем Перл, владелица всех этих клавишныхинструментов, рисковала угодить под падающую духовку, спасая какую-тостаромодную гитару.

— Где же ты спишь? — спросил Захлер.

Кровать была завалена компакт-дисками, кабелями, губнымигармониками и маленькими барабанами.

— В основном в комнате для гостей, — с заметнойгордостью ответила Перл. — Искусство требует жертв.

Захлер рассмеялся, но одарил меня многозначительнымвзглядом. Кем-кем, а жертвой Перл не выглядела. Она не показала нам всеапартаменты своей матери, но даже увиденное было больше того, чем располагалинаши с ним родители, вместе взятые. Стены увешаны картинами, стеклянные витриныполны дорогих безделушек со всего мира. На верхние этажи вела лестница, а ввестибюле внизу мы миновали двоих охранников. Скорее всего, Перл виделаТадж-Махал своими глазами.

Так с какой стати она вообще заинтересовалась этим«Стратом», если явно могла позволить себе купить такой же? Может, она приучиласебя хватать все, что падает с неба?

Она явно разозлилась из-за нашего опоздания, словно это былоинтервью или что-то в этом роде.

Я порылся в дисках на постели, пытаясь понять еепредпочтения. Во что Перл по-настоящему «вдарена» — кроме старых индийскихгробниц, пунктуальности и звуконепроницаемости? Диски не дали мне подсказки. Наних вручную были написаны названия групп, о которых я никогда не слышал:«Зомби-феникс», «Армия Морганы», «Нервная система»…

— «Нервная система»? — спросил я.

Перл издала стон.

— Это та группа, в которой я была раньше. Чокнутыеджульярды[10]… ну, и я.

Я бросил взгляд на Захлера: круто. У Перл не только полнонастоящего оборудования, она также знала некоторых настоящих музыкантов.Значит, мы, возможно, не произведем на нее особого впечатления. Виртуозами насне назовешь — мы начали заниматься только в шестом классе. Возможно, репетициявообще окончится провалом.

— Вы выступали? — спросил Захлер.

— Да. В основном в их школе. Но у «Системы» не былодуши. Нет, наверно, она была, но потом взорвалась. Вы собираетесь деломзаниматься?

«Стратокастер» успокоил мне нервы.

Гитара свисала с плеча, ее лакированная задняя сторонахолодила бедро. Струны были как шесть паутинок, с такой легкой реакцией, какоймои пальцы в жизни не ощущали. Без подключения к электричеству я взял ми-аккорди с изумлением услышал, что даже падение с третьего этажа не сбило настройку«Страта».

Перл нажала кнопку питания на усилителе Маршалла — огромномстаром звере с трубками внутри. (Зачем клавишник имеет под рукой гитарныйусилитель? Может, он тоже упал с неба?) Трубки разогревались медленно, шипение,похожее на то, с каким разбивается о берег волна, постепенно усиливалось.

— Вам, ребята, обоим придется пользоваться этимусилителем, — извиняющимся тоном сказала Перл. — Знаю, не самыйлучший вариант.