И теперь он здесь, в Люксембурге, а не на фронте, где решается судьба кампании. Это публичная пощечина, но тем самым завистники показали свою бездарность, не просто примазавшись к плану, но нагло присвоив его. Славу они, может, обретут, вот только истину вряд ли им удастся затушевать. А фюрер просто не разобрался…

Манштейн снова посмотрел на карту и вздохнул: вот если бы 22 года тому назад германские войска так же прорвали фронт французов на всю глубину, то не был бы подписан позорный версальский мир, Германия бы победила и не испытала веймарского лихолетья. Но тогда и он сам уже не смог бы гордиться этим великолепным планом, пусть и сквозь слезы глядя на развернутую перед собой карту.

«Фельзеннест»

«Мне надо сделать так, чтобы немцы сцепились с англичанами насмерть. Чем больше они пустят крови друг другу, тем лучше. Для меня, то есть нас, для Сталина и СССР, будет намного лучше. Еще бы пиндосов как-нибудь обессилить, ведь тогда они не смогут стать сверхдержавой и диктовать всему миру свои условия!» — Андрей мучительно размышлял над тем, что ему следует предпринять в роли фюрера.

Он чувствовал себя относительно хорошо после нескольких часов сна. Делами его не допекали — врач и адъютанты церберами стояли у дверей комнаты, где лежал их болящий вождь. А потому короткое время для раздумий надо было использовать плодотворно, ведь скоро повалят люди, всякие фашики, начнутся дела — ведь танки к Ла-Маншу вышли.

«Гитлер отдал стоп-приказ танкам и позволил англичанам унести ноги из Дюнкерка. Почему он это сделал? Да потому, что хотел с ними договориться о мире и вместе напасть на Советский Союз. В этом была его ошибка — англичанам быть с ним в одной упряжке не улыбалось, ведь они сами владели миром. Как же — первая морская держава, масса колоний, над империей никогда не заходит солнце. Даже позже, после бомбежек Ковентри и Лондона, Гитлер надеялся договориться, ведь не зря же Гесс летал к Черчиллю. Вот тут собака зарыта, и не одна…» — но додумать Андрею не дали.

Дверь тихонько отворилась, и на пороге появился Шмундт — лицо полковника имело озабоченное выражение.

— Мой фюрер, как вы себя чувствуете? Вы сможете подняться? — почти прошептал адъютант.

— Уже лучше, Шмундт, — сразу отозвался Андрей, понимая, что если за ним подсматривают, то давно видели его открытые глаза, ведь в комнатенке горел ночник, включенный камердинером.

— Мой фюрер, неожиданно прибыл фельдмаршал Геринг. Он уже знает о произошедшем с вами несчастье и ожидает с генералом Кейтелем. С ними генерал-майор Йодль для утреннего доклада. Согласно вашему распоряжению, — последние слова адъютант вымолвил как-то растерянно, с сочувствием взирая на лежащего перед ним Гитлера.

«Начинается», — пронеслось в голове, и Андрей тихо запаниковал. Он совершенно не знал, как одевался Гитлер. Вернее, как его облачали, или, может, он сам натягивал на себя свою «мышиную» униформу. А потому Родионов решил выбрать промежуточный вариант.

— Помогите мне одеться. Я еще плохо себя чувствую.

Адъютант принял просьбу как должное. И вместе с вошедшим слугой они принялись в четыре руки облачать «больного». Затем отвели в ванную, где на полочке заботливый доктор, мать его через коромысло, поставил стакан с какой-то бурдой.

— Мой фюрер, прополощите этим рот — раствор полностью заменит зубной порошок. У вас кровоточат разбитые десны, — врач чуть ли не насильно дал в руки емкость.

Деваться было некуда, и Родионов принялся полоскать рот. Приятного было мало, жидкость отдавала гадостью, но омерзения не вызывала. Покосившись на предупредительно приоткрытую дверь туалета, Андрей только мотнул головой — желания сходить туда он пока не испытывал.

А мозг в это время лихорадочно просчитывал варианты — «если этот боров, наци под вторым номером, уже здесь, то худо дело. Геринг явно пришел посмотреть на фюрера с одной целью — освободит ли тот для него место во главе Германии. Потому надо постараться вести себя предельно реалистично, с поправкой на обстоятельства».

Лондон

— Бригадир Николсон должен держать Кале насколько это возможно, — Уинстон Черчилль пыхнул сигарой, выпустив клуб дыма. Ситуация складывалась чертовски пренеприятная, но энергичный потомок герцогов Мальборо, несмотря на изрядную полноту, пока не видел в ней трагедии.

— Ни в коем случае не капитулировать или попытаться вывезти гарнизон. Иначе армия Горта потеряет поддержку с тыла… Вот тогда действительно будет плохо! Немедленно радируйте об этом в Кале.

Адъютант молча наклонил голову и тут же вышел из кабинета, а Черчилль в очередной раз пыхнул сигарой и задумался: «Чертовы немцы — ну кто ожидал, что они пошлют свои танки через лесистые Арденны, местность ведь самая неподходящая для движения моторизованных колонн». Но они прошли и вышли к Каналу, так англичане привыкли называть Ла-Манш.

Сейчас Черчилль думал о главном — война может быть проиграна. Хотя лично он надеялся, что на берегах Соммы или Сены французам удастся остановить ненавистных им «бошей». Но тут премьер-министр усмехнулся — второй раз чудо вряд ли произойдет, уж слишком велика разница в силе. Вернее, в умении ее применять. Блицкриг оказался страшнее, чем рассчитывали английские и французские генералы с политиками.

Стремительные танковые прорывы, германские самолеты, что постоянно висели над полем боя, великолепное взаимодействие между ними, артиллерийская поддержка — все это вместе сломило уверенность у союзников.

Черчилль понял это два дня тому назад, когда отдал распоряжение начать выводить из Дюнкерка тыловые подразделения британской армии. Чутье политика его не обмануло — отчаянные атаки британцев на Бапом оказались безрезультатными — прорваться за Сомму и соединиться с главными силами французов они не смогли.

Теперь выбора не оставалось — если дивизии генерала Горта задержатся у Арраса и Лилля, то они неизбежно будут отсечены от побережья и погибнут в окружении. Чертов Гудериан, его танки уже у Кале, до Дюнкерка один рывок. И тогда произойдет катастрофа!

Черчилль еще раз пыхнул сигарой, он осознал, что решение необходимо принимать без промедления. Французы потерпят поражение, пусть даже агония Четвертой республики затянется еще на несколько недель. Нет, с ними все кончено. И никто не поможет, как в той, первой войне, когда русские начали наступление в Восточной Пруссии, погубили два корпуса, но спасли Париж. Нет, Сталин так не сделает, зачем ему выручать Антанту?!

Он уже поделил с Гитлером Польшу, в ближайшее время полностью заглотнет прибалтийские лимитрофы, а потом на очереди будут румыны и неуступчивые финны. Тем достанется от большевиков во второй раз, не стоит обольщаться. Нет, Францию уже ничто не спасет!

Черчилль тяжело поднялся с удобного кресла — решение окончательно пришло. Англия не может потерять свою армию на побережье! Другой у нее просто нет. Она не должна остаться беззащитной, когда судьба Франции предрешена, а будущее британской короны под страшной угрозой германского вторжения. Нет, нет и еще раз нет!