Командующий 2-м воздушным флотом генерал-полковник Альбрехт Кессельринг бросил короткий взгляд на висевшую на стене карту — красные стрелы танковых корпусов почти полностью рассекли толстые синие линии англо-французских войск.

— Сегодня-завтра мы получим в помощь истребители 1-го флота. Из ставки обещают дать всю возможную помощь.

Кессельринг снова бросил взгляд на карту — о таком успехе наступления он и не мечтал две недели назад. Службу генерал начал давно — 36 лет тому назад, в артиллерии. В ту войну он был обычным штабным офицером, видел весь кошмар позиционной войны. Но сейчас все иначе — танки и самолеты полностью изменили характер наступления: вместо медленного прогрызания обороны произошел стремительный прорыв.

Только сегодня генерал уверовал в победу — голландцы и бельгийцы выведены из игры, англичане и лучшие дивизии «паулю» почти окружены, а вся французская армия выдавлена за Сомму и Эн. Победа близка как никогда, но она будет еще ярче, если удастся уничтожить всю британскую армию. И тут удары его воздушного флота важны как никогда.

— Шпандель! Передайте Рихтгофену и Келлеру — усилить давление насколько можно. Нужно обеспечить полное взаимодействие с танкистами Гудериана. Ускорьте перебазирование истребителей на захваченные бельгийские аэродромы — тогда хватит дальности для прикрытия всей воздушной зоны над Дюнкерком. Сейчас, именно в эти часы, решается судьба войны!

— Я понял, мой генерал!

Начальник штаба коротко кивнул и вышел из кабинета, затворив за собой дверь, а Кессельринг подошел к карте и усмехнулся: армия рвет фронт союзников при поддержке его самолетов. И генерал мысленно возблагодарил судьбу за то, что он вовремя пришел в люфтваффе. Он баварец, а не пруссак, и не «фон» к тому же, и останься он в ОКХ, то командовал бы в лучшем случае корпусом.

Зато сейчас под его началом несколько корпусов, целая армия самолетов, которые решат судьбу этой войны. Геринг тут прав — люфтваффе сейчас определяет характер и темпы наступления германских войск.

«Фельзеннест»

— Мой фюрер, — Манштейн смотрел чуть ли не умоляюще, — меня беспокоит отсутствие централизованного планирования и управления операциями. У нас три генеральных штаба — сухопутных войск, люфтваффе и кригсмарине, — каждый из которых зачастую готовит свои разработки, не согласуя с другими видами вооруженных сил.

— Хорошо, Эрих, — покладисто согласился Андрей, понимая, откуда ветер дует. Вот уж пройдоха, этот Манштейн — сам метит на место начальника штаба и заранее подгребает под себя.

— Мой фюрер! Нужно разработать положение, по которому планирование и руководство всеми операциями передается в созданный объединенный генеральный штаб ОКВ, а штабы родов вооруженных сил именовать главными, оставив в их компетенции административные и иные функции.

— Хорошо, генерал, — снова согласился Андрей. — Сделайте предварительные наброски этого положения, но не торопитесь, сейчас у нас есть более главная, неотложная задача.

— Какая, мой фюрер?

— Вот об этом мы с вами сейчас и поговорим. Но вначале скажу вам честно — к вашей отставке от штаба группы армий «А» я не имею никакого отношения — она была сделана по настоянию Гальдера и Браухича. Более того — два года назад вас сняли с должности начальника оперативного управления штаба ОКХ именно по настоянию генерала Бека, заменив Гальдером, — Андрей остановился. Он хотел сказать «фон Бока», но внутренний голос неожиданно сломал язык и произнес похожую, но другую фамилию, грубо попеняв: «Федор фон Бок к штабу совершенно не пригоден, сейчас командует группой армий в Голландии».

Андрей понял, что мозг настоящего Гитлера, хоть придавленный его разумом, как-то функционирует и даже дает подсказки. Но он сразу себя одернул — с этим нужно разобраться чуть позже, а пока привлечь на свою сторону Манштейна — «судя по всему, этот генерал сильно недолюбливает цоссенских умников из штаба ОКХ».

— Бек еще сказал, что вы слишком молоды для поста, а Гальдер сделал все, чтобы вас отдалить от генерального штаба. Я думаю, он просто вам завидует, потому иной раз лживо упрекает вас в косности и бездарности, — Андрей любовался исказившимся от ненависти лицом Манштейна, мысленно добавив: «А еще они тебя называют толстым земляным червяком». — Но у меня к вам просьба, Эрих. Если мы разгромим английскую армию здесь и позже выведем из войны Францию, можем мы закрепить итог нашего блицкрига высадкой войск в Англии? Раз и навсегда покончить с вероятностью новой войны в Европе!

— Мой фюрер, такая операция возможна, но, предупреждаю вас сразу, слишком велик риск, и потери могут быть весьма значительными.

— Генерал, а что лучше — один раз понести пусть даже большой ущерб, но закончить войну победой?! Или из-за боязни потерь дать противнику время опомниться, воссоздать армию, перевести промышленность на выпуск военной продукции?! Боюсь, что тогда, мой Эрих, мы заплатим намного дороже. Вы хотите иметь под боком у рейха огромный аэродром, с которого будут бомбить Германию и собирать дивизии?!

— Нет, мой фюрер!

— А потому я назначаю вас начальником штаба ОКВ. Вы будете моей головой, как когда-то сказал Блюхер про Гнейзенау. Генерал Йодль станет вашим начальником оперативного отдела. Но это временно, мой Эрих. После проведения операции против Франции, ее успешного завершения, вы возглавите объединенный имперский генеральный штаб ОКВ. И вот тогда проведете задуманные вами реформы управления. А пока сделайте наброски будущей высадки войск. Вам надо через три часа доложить свои соображения на совещании, где будут все командующие.

— Есть, мой фюрер! У меня только один вопрос. Как вы планируете назвать эту операцию?

Андрей на секунду задумался, непроизвольно тряхнул головой. Первая мысль, как он знал, обычно самая удачная, а потому не следует даже в мелочах ее корректировать. Тем более это название уже было в ходу.

— «Зеелеве»! «Морской лев»! Само имя будет говорить о кончине одряхлевшего британского льва. Они привыкли сидеть на своем острове в безопасности — но пусть война придет в дом к ее поджигателям, что сотни лет интригуют на континенте! Идите, генерал, занимайтесь своим делом. Шмундт покажет вам кабинет, там все готово. Офицеры Йодля вам помогут!

— Есть, мой фюрер!

Манштейн щелкнул каблуками начищенных сапог, четко развернулся через левое плечо. Чуть ли не строевым шагом, словно кадет на плацу, вышел из кабинета. Дверь за ним тихо закрыли, и Андрей опять остался один. Подошел к дивану и прилег — он до сих пор чувствовал себя неважно, побаливала голова, саднило разбитое лицо.

«А ведь дело может и выгореть. Немцы, конечно, высадятся в Англии — Ла-Манш не такой и широкий, и разметелят британское ополчение, вояки из них худые. Нужно только их кадровые дивизии не выпустить из окружения и не дать на остров вывезти. Дюнкерк должен быть взят немедленно, а потом последует и десант…» — Мысли в голове текли медленно, тягуче, как смола. — «Вот только потери будут не просто значительными, тут Манштейн заблуждается, они станут чудовищными. Англичане обязательно введут в проливы свои линкоры и крейсера, жалеть не будут. Люфтваффе их перетопит — и тогда все будет путем. Англия захвачена, ее флот на дне, авиации нет. Как и у немцев — они взаимно друг друга истребят. Да еще два десятка дивизий фашисты спишут, я уж позабочусь, чтоб их побольше на дно ушло, в Чапаева пусть поиграют!» — Андрей весело хмыкнул, представив, как британские линкоры топят баржи и буксиры, на которых бравые ребятишки в форме цвета «фельдграу» отправляются на корм рыбам.