– Чур-чур, миленький, извини, – сказала она. – Не сердись на меня. Ты только ответь тогда еще на один вопрос.

– Ну-ну? – милостиво согласился, чтобы она задала свой вопрос, Чур-чур.

– Но тогда получается, раз у Евгения Анатольевича Кощея бессмертного был терем-невидимка, то он был волшебником?

Чур-чур посмотрел на нее с восторгом и радостью. Да-да, именно радость, отметила для себя Настя, была в его взгляде.

– Мне необыкновенно приятно, что моя госпожа и повелительница столь догадлива – произнес Чур-чур.

Да, Евгений Анатольевич Кощей бессмертный действительно был волшебником, повел Чур-чур свой рассказ дальше. А как бы иначе он заставил волков обходить стороной зайцев, кита катать в море-океане на спине всякое лесное зверье, а верблюда по доброй воле совершать с тем же лесным зверьем между горбами дальние степные путешествия? И его секретарь Варвара Ивановна Баба-яга костяная нога тоже была волшебницей, иначе как бы она работала секретарем у Евгения Анатольича Кощея бессмертного?

Но они были добрыми волшебниками, и от их волшебства всем было хорошо. А вот Обжора оказался злым волшебником.

Нет, когда он появился в лесу и стал жить в тереме-невидимке с Евгением Анатольевичем Кощеем бессмертным, он еще не был волшебником. Он только здоров был полопать. Он уже задыхался, у него живот был, как барабан, и глаза вылезали на лоб от сытости, а он все лопал и лопал. И ни с кем не хотел делиться. Даже когда в него уже совсем ничего не лезло. Тогда все и поняли, что он обжора, и стали так его и звать: Обжора. И поняли, что он не просто обжора, а еще и дикая жадина. И Евгений Анатольевич Кощей бессмертный тоже это понял, но он был добрый, и ему было жалко Обжору. Он так настрадался в жизни, говорил Евгений Анатольевич Кощей бессмертный.

А Обжора, живя с Евгением Анатольевичем Кощеем бессмертным в тереме-невидимке, обучился всем премудростям волшебства, все перенял, во всем поднаторел – да Евгений Анатольевич Кощей бессмертный сам же его и учил, собственноручно раскрывал тайны своего мастерства. Ему не жалко было. Он был добрый.

Но Обжора в отличие от него добрым не был. Жадные люди добрыми не бывают. И так как он был от природы жадный, то и волшебник из него вышел злой.

Решив, что сравнялся в силе с Евгением Анатольевичем Кощеем бессмертным и Варварой Ивановной Бабой-ягой, он улучил момент, когда они оба крепко спали, заковал их в цепи, закрыл невидимым волшебным ключом на невидимый замок в невидимой избушке на курьих ножках, а тот ключ спрятал неведомо где, чтобы никто не мог освободить его пленников. Себя Обжора объявил королем, вызвал оттуда, где жил до леса, себе в помощники какого-то своего друга детства, страшного грубияна и сквернослова, и велел называть его Главным министром.

А раз волшебник Обжора был злой, то и все его волшебные дела были только злыми. Кита он наградил лапами, заставил жить на суше и использует теперь как свой персональный автомобиль, разве что иногда дает покататься на нем Главному министру. У верблюда по его милости отрасли крылья, и бедный верблюд из корабля пустыни превратился в личный вертолет Обжоры. В воду стало опасно бросить спичку, потому что вода стала гореть, как какой-нибудь бензин-керосин. Но у огня стало невозможно согреться, потому что огонь перестал быть горячим. Несчастных волков он вообще сделал маленькими, как зайцы, зайцев же – большими, как раньше волки, и зайцы теперь гоняют волков, будто волки, а волки бегают от зайцев, как зайцы.

– Подожди, подожди! – снова перебила Настя Чур-чура. – Вода не горит, огонь не жжется, волки бегают от зайцев, как зайцы… Так ведь это же мои фантазии! И про кита с ногами, и верблюда с крыльями!

– Вот, значит, и нафантазировала, – прокашлял Чур-чур. Ты фантазировала, а мы отдувайся.

– Но я же не волшебница, чтоб мои фантазии превращались в реальность! – воскликнула Настя.

– Волшебница, не волшебница, – проворчал Чур-чур. – Никто не знает, волшебник он или не волшебник, пока дело не дойдет до дела.

– Да нет же. – Настя даже рассердилась. Что этот Чур-чур позволял себе со своей госпожой и повелительницей! Конечно, она бы ничего не имела против того, чтобы быть волшебницей, но она же знала про себя, что она самая обычная девочка. Конечно, отличница, но отличница – это совсем не то же самое, что волшебница. – Я самая обычная девочка, хватит выдумывать!

Чур-чур, летая перед ней, загудел, как три электросварки разом. Похоже, он рассердился даже посильнее, чем Настя.

– Хватит отпираться, моя госпожа и повелительница! Если ты не волшебница, как ты вызвала меня? Знаешь, сколько всякие-разные меня призывают? И что? Тут я к ним прямо и являюсь! Да хоть посиней они, призывая меня, я их и не услышу!

Это было убедительно. Это было так убедительно, что Настя сразу и убедилась.

– Но раньше я не была волшебницей, – сказала она. Она была девочкой честной и серьезной и не хотела выглядеть кривлякой-обманщицей.

– Была, была. – Если бы у Чур-чура имелась голова, то на этих словах ей бы было положено прокивать с важным видом, как это обычно делают люди, чтобы придать своим словам весомости. – Просто раньше дело не доходило до дела, где бы требовались твои способности, а теперь вот дошло.

Настя чуточку помолчала, обдумывая слова Чур-Чура.

– Так я, значит, могу наколдовать, чтобы мне раз – и вернуться на дачу к бабушке! – радостно воскликнула она затем.

– О, моя госпожа и повелительница… – Казалось, Чур-чур повинно склонил голову. – У тебя это не получится.

– Почему? – удивилась Настя. – Раз я волшебница.

Чур-чур виновато похмыкал.

– Позволь мне объяснить тебе, моя госпожа и повелительница. Ты волшебница, это так. Иначе бы ты не сумела меня вызвать. Но твоя волшебная сила – во мне. Без меня ты бессильна. Я бессилен без тебя, а ты бессильна без меня.

– Так за чем дело стало? – Настя не очень-то вдумалась в смысл его слов. – Если я не могу без тебя, значит, я приказываю тебе: сделай так, чтобы я снова оказалась у бабушки на даче!

Жужжание, которое издавал Чур-чур, сделалось едва слышимым. Можно было предположить, он бы хотел стать невидимым. Исчезнуть с Настиных глаз долой. Но она была его госпожой и повелительницей и не отдавала ему такого приказа, и он не мог исчезнуть.

– О, моя госпожа и повелительница, – произнес он слабым голосом. – Это единственный твой приказ, который я не могу исполнить.

– Почему? – снова удивилась Настя. – Раз я твоя госпожа и повелительница, ты обязан мне повиноваться.

– Да, моя госпожа и повелительница, – тем же слабым голосом отозвался Чур-чур, – я обязан тебе повиноваться. Но исполнить этот приказ – сверх моих сил.

– Это еще что за капризы?! – Настя начала входить во вкус госпожи и повелительницы. – Должна же я как-то оказаться дома?