Я видела удивительные вещи: целые Вселенные, цветущие поля и безоблачное летнее небо, которое отражалось в его голубых глазах. Вот почему снова и снова приходила: мне было уютно с ним, как может быть под мягким пледом с чашкой горячего шоколада. Но как только я заходила слишком далеко или настроение его портилось, он бесцеремонно захлопывал передо мной дверь.

Он был похож на хозяина дома, который отказывался принимать гостей, если комнаты в беспорядке. Когда что-то тяготило его, а в душе творился бардак, он просто замыкался на все замки, и мне было не достучаться до него. Я звала и просила, дрожала от холода и плача, а он словно и впрямь меня не слышал. Казалось, что по ту сторону двери, внутри его души, бурлило и шумело море, а волны разбивались о его ребра. Вероятно, если бы он открыл дверь, пенящаяся вода захлестнула бы и меня — может, поэтому он не отвечал?

Я обижалась. Мне хотелось ответить тем же, чтобы и ему стало невыносимо больно. Но иногда успокаивала мысль, что каждый из нас когда-то отказывался открыть дверь в свою душу. Не сосчитать, сколько разочарований принесли опрометчиво распахнутые двери и сколько раз замки спасали наши души от посторонних глаз.

Утренняя бодрость сменилась головной болью от почти бессонной ночи. Веки стали словно пластмассовыми. Кате казалось, что она по-прежнему спит и все, что с ней происходит, – скучный и бессмысленный сон. Сегодня ее не интересовали оконные галактики, а блокнот одиноко лежал на краешке стола. Дарья рассказывала какую-то забавную историю. В ушах Кати это звучало назойливым шумом. Заметив, что ее не слушают, Дарья замолчала и насупилась, как ребенок, на которого не обратили внимания. Но вскоре любопытство пересилило обиду. Дарья, решительно встала со своего рабочего места и устремилась прямиком к столу Кати.

– Эй, ты чего?

– Слишком громко. – Катя инстинктивно прикрыла ухо ладонью и скривилась, точно жевала лимон.

– А по-другому ты меня не слышишь, – пожала плечами Дарья. Не в ее правилах было извиняться. – Так что с тобой?

– Плохо спала.

– Тогда прогуляйся, купи себе кофе и взбодрись. – Катя знала, что Дарья пыталась о ней позаботиться, но слова прозвучали так, будто она отдавала приказ. – Кстати, на углу в киоске очень вкусный латте.

– Спасибо, – пробурчала себе под нос Катя и засуетилась, собираясь за кофе. Набросила на плечи пальто, спрятала в кармане кошелек и прихватила блокнот.

– А блокнот тебе зачем? – удивленно спросила Дарья и, хихикнув, добавила: – Ты и без того с ним ходишь повсюду. И ванну принимаешь?

– Привычка. – Катя передернула плечами, демонстрируя, что такие шутки ей не по душе.

– Можешь оставить его. Обещаю, что никто твои тайные записи не прочитает, – заверила Дарья и подмигнула.

Катя была вынуждена положить блокнот обратно.

Людям не нравятся чужие странности: они раздражают и создают повод для насмешек. Как смеялись над Шуриком, собирающим коллекцию бестолковых объявлений, как за спиной шутили над главредом, которая все новости считала беспрецедентными, так, возможно, обсуждали и ее, Катю, косо поглядывая на блокнот и строя предположения, почему она всегда носит его с собой. От этой мысли стало не по себе, словно она на самом деле подслушала чей-то разговор.

Катя поспешила уйти; вдогонку раздался громкий голос Дарьи, требующий прихватить кофейку и для нее. Интересно, она научилась манипулировать людьми из книжек по психологии или это умение дается некоторым с рождения?

Город жил предчувствием дождя: воздух пах сыростью, ветер гонял по тротуару ворох желтых листьев. Люди спешили по улице в муравьиной суете; кутались в шарфы и хмурили брови, точно их лица были отражением туч. С неба сыпалась противная водяная пыль, будто кто-то там, наверху, шутки ради брызгал из пульверизатора. Катя поправила берет, съехавший на глаза, и спрятала руки в карманах пальто. До чего же противная погода!

Горячие стаканчики быстро согрели ладони. Кофе – это лекарство от осени. Глубокий вдох кофейного аромата – и ты уже не чуешь запаха прелых листьев; пара глотков обжигающе горячего напитка – и внутри тебя разливается тепло. Ты в блаженстве закрываешь глаза, чтобы обострить свои рецепторы, и, кажется, готова поселиться в этом кофейном стаканчике, свернувшись по-кошачьи на дне, и задремать до весны.

Мелкие капли стали сплошным потоком – видимо, вода в опрыскивателе закончилась и некто, смотрящий за дождем, обзавелся лейкой. Катя едва успела добежать до редакции, чтобы окончательно не промокнуть. В кабинет она вернулась совсем иным человеком: бодрым и веселым, точно дождь смыл с нее будничную пыль.

– Ну и погодка там, – хихикая, сказала Катя, ставя перед Дарьей стаканчик с кофе.

– Ты такая веселая, словно тебе продавец сдачу щекоткой отдал, – усмехнулась Дарья, наблюдая за Катей, как детектив – пытаясь выявить каждую странность в ее поведении и уличить во лжи.

С тех пор как Дарья увлеклась физиогномикой, она в любой ситуации искала повод применить свои познания. Поэтому, почесав нос в ее присутствии, можно было заработать звание вруна. Дарья полностью исключала тот факт, что нос может чесаться просто так.

– Тебе не угодишь. – Катя пожала плечами и села за стол.

– Не хмурься, кофе вкусный.

Дарья забренчала мелочью. Проверила кошелек, карманы, подставку для ручек – и отовсюду выудила монеты.

Катя привыкла к шумовому фону и научилась переключать свое внимание. Вот и сейчас, под лязг монет, она пыталась дословно записать фразу, которую придумала на улице. Когда новая идея была спасена, Катя вернулась к недавним заметкам. Она часто перечитывала написанное и могла по нескольку раз править неугодное предложение, выстраивая многоэтажки зачеркнутых строчек.

Она пробежала взглядом по страницам, но внезапно что-то смутило ее в тексте – словно кольнули иголкой. Катя вернулась к началу и стала вчитываться, выискивая причину смятения. Наверняка описка или пропущенная запятая – из-за невнимательности и быстроты письма она часто допускала глупые ошибки.

Взгляд остановился на первом же абзаце. Странно, подумала Катя, почему вдруг «голубые глаза» оказались зачеркнутыми? Если она вносила правки, то почему не написала другой вариант? Она прочитала текст дальше и остановилась уже на середине: «…безоблачное летнее небо, которое отражалось в его голубых глазах» – чем ее не устроил цвет глаз, что она повторно исправила это? А какими должны быть глаза, если в них отражается летнее небо? Определенно, голубыми.

В недоумении Катя смотрела на исписанные страницы. В самих исправлениях не было ничего удивительного, но она не могла вспомнить, почему зачеркнула правильный вариант. Может, она хотела написать «лазурные»? Но разве она когда-нибудь написала бы так? Что за безвкусица! От этой мысли Катя даже фыркнула, настолько ей не понравился подобранный эпитет. Она стала читать дальше – может, слова повторяются? Но больше в тексте не встречалось «голубых глаз». Зато на полях была приписка. И как она раньше не заметила? Это тоже выглядело странным. Во-первых, Катя никогда не оставляла заметок на полях. Во-вторых, не писала такими тонкими и корявыми буквами, которые походили на колючки, торчащие в разные стороны. В-третьих, она ясно помнила, что не писала такого: «У меня карие глаза, имей в виду!» Неужели кто-то бесцеремонно взял ее блокнот, прочитал записи и оставил эти закорючки?