Но рыжего не проняло:

— Ну я ж науки ради! — расплылся в улыбке он.

Тем временем уже знакомые нам пареньки решили повторно попытать счастья с улицей: вдруг на сей раз перейдут невредимыми?

Прах там был: теперь я отпихнула в их сторону Голден-Халлу. Двумя ладонями, прямо в грудь, максимально честно, чтоб, значит, у него не было повода возмущаться. Сыщик, взмахнувший руками, как крыльями, с одного падения снёс всех трёх.

— Бинго! — возликовала я.

— Боги-хранители! — ужаснулся Берти, и, не поднимаясь, по-тараканьи пополз от меня подальше, — Моя попутчица — психопатка, она убивает людей и радуется!

Шутки шутками, а я мгновенно стушевалась.

— Да ладно, они ж не люди, — протянула я пристыженно. И кивнула на уже привычный переулок, откуда должны были вновь появиться парни.

И да, калитка скрипнула, но…

Из бурана нам навстречу шагнули не горе-иллюзии. А наш возница. Кэбмен. Потерянный и найденный — передаю привет всем книжным тилирийским многотомникам, столь любящим эту тему.

Только выглядел старичок не очень.

Нет, он не обмерз — в этом случае я бы я знала, куда его отвести за горячим грогом, тут близко, такая удача, но… У нашего возницы вместо глаз было два синих провала. Светящихся. И горящих столь ярко, что, продолжай он работу кэбмена, мог сэкономить на фонарях.

И из-под пальцев лучился свет. И из каждой морщинки. И вообще он был похож на протертую пергаментную куклу: вот-вот прорвется тонкий материал, и хлынет свет, свет, свет…

Берти Голден-Халла мгновенно подтянул к себе все свои ноги-руки-шарф, подпрыгнул упруго и приземлился уже рядом со мной. Я не дергалась, лишь подняла открытые ладони навстречу странному созданию — универсальный жест «прошу переговоров, не спеши».

Возница открыл рот — глотка его засияла, будто портал в синеву, — и медленно, веско произнес:

— Они не люди, это правда. Но отражают настоящих людей.

Его голос остался таким же скрипучим, как был в Вратах Солнца, но теперь этот треск и надлом ассоциировались не с немощью, а с самой зимой — свежим снегом, дровами в печке, стуком дятла, терзающего шишку.

Старик из бурана сделал еще один шаг по направлению к нам. Мы, соответственно, шаг назад.

— Что вам надо? — ровно и неожиданно холодно спросил Берти.

— Вы зачем нас сюда заманили? Бедного снуи еще припрягли! — я добавила чуточку жара, чтоб мы не замерзли. — А лошадь? Вы куда дели лошадь, эй?

— Лошадь в стойле, и позже она отвезет вас дальше через горы, как и планировалось, — сказал кэбмен. — Но сначала вы должны помочь Долине колокольчиков.

И он загадочно поманил нас обратно в трактир.

Хм.

Я хотела шагнуть вслед, но Берти цапнул меня за рукав:

— Пардон, но принцип «дамы вперед» временно отменятся, — сыщик непререкаемо задвинул меня за спину. — За таким проводником не стоит торопиться.

И добавил заговорщицким шепотом:

— Если он начнет меня убивать — лечи!

* * *

На сей раз мы уверенно миновали общий зал и прошли в уютную, будто жилую гостиную: с камином и, как на заказ, тремя глубокими креслами у весело танцующего огня.

Возница жестом пригласил нас сесть и, оставшись на ногах, спросил:

— Можно я приму свой истинный облик? Это лицо служило мне долгие годы, но больше не может терпеть.

— Да, можно! — сказал Берти.

— Не-не-не! — воспротивилась я. — Уточните сначала: ваш облик безопасен для людей? Если вы весь так сияте, как дырочками сейчас, вы выжжете мне сетчатку. А я, если честно, против. При всем уважении.

— Безопасен, — кивнул старик.

И, дождавшись ответного кивка от меня, он глубоко вздохнул. Тотчас личина возницы осыпалась с него, превращаясь в белые хлопья снега и, осев на пол, растаяла на ковре.

Теперь перед нами парил кобальтово-синий дух ростом с человека, в общем и целом повторяющий очертания людского тела — две руки и две ноги под искристым туманным платьем. Голова духа формой напоминала символический рисунок огонька, с эдаким, знаете, залихвацким чубчиком-спиралькой. Весь он слегка дымился лазурью.

— Вы знаете, кто я? — спросил дух, крутясь на месте, как торты в кондитерской на маг-подставке: чтоб показать клиенту все бока.

— Ты — силль! — хором сказали мы с Голден-Халлой. Только что руки не подняли: такие прям отличники.

Силль удивился осведомленности гостей, но тотчас кивнул. Почему-то с грустью. И, может, с некоторым облегчением: ему придётся объяснять немного меньше.

Что ж, а мне — больше!

К вашим услугам — минутка энциклопедии «Доронаха» (пора мне наняться в помощники к её автору: популяризую труды и тут и там, по всем мирам).

Силли — это древние духи заснеженных гор.

Они спят под шапками снега, под корой бесконечного льда, и, кутаясь в мироздание, видят прекрасные сны. Но если с горы сойдет слишком сильная лавина, она может разбудить силля. Тогда он очнётся, выберется на свободу и отправится… жить. Постепенно любимая гора начнет манить его обратно, силлю станет все сложнее находится далеко от нее, он будет скучать. Однажды он вернется в свой дом — и снова уснет там, до новой лавины.

Платье каждого силля украшено волшебными колокольчиками — их много-много, развешанных хаотично. В них силль прячет эмоции, знания, интересные моменты — все, что захочет… Они будут сопровождать его в новом сне. Силль может выбрать всё на свой вкус. Или не выбирать вовсе, оставив место сюрпризам покоя. Это его жизнь и его сон. Это его право. Более того — наполненные колокольчики можно дарить. Или одалживать. Выкидывать. Воровать у другого силля.

То есть полный ассортимент человеческих поступков. Тотальное погружение в свободу воли и ошибок.

Вообще, кхм… Очень странно, кстати говоря.

Я нахмурилась, всматриваясь в платье бывшего возницы. Из блестящей ткани торчали десятками оборванные нитки… У силля не было ни одного колокольчика.

Ни одного.

Дух поймал мой взгляд и горько кивнул:

— Об этом я и должен рассказать. Я очень плохой силль. Я спрятал в свои колокольчики людей. Живых людей. Жителей этой деревни. То, что вы видите — это их отпечатки. По идее, всё должно было быть наоборот: отпечатки мне, люди на месте.

— …И как же ты так оплошал? — после оторопелой паузы поинтересовалась я.

— Я не оплошал. Я сделал это специально, — нехотя признался дух.

Я свернулась в кресле, тихонько задремывая; Голден-Халла развалился в своём — вольготно, как амёба в отпуске; а силль плавал туда и сюда перед камином и рассказывал.