Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она удобнее прижалась к нему. Рука, блуждавшая по его бедру,слегка коснулась пениса, пошевелила растительность (в прошлом году он сразочарованием обнаружил там седину) и погладила его живот.
Внезапно она приподнялась на локте, немного испив, его. Онтолько начал дремать.
— Послушай, а ты и в самом деле потерял в весе!
— М-м-м?…
— Билли Халлек, ты худеешь!
Он шлепнул себя ладонью по животу, который иногда называл«домом, который построил Будвайзер», и засмеялся.
— Не слишком-то. Все равно выгляжу, как единственный мужик вмире на седьмом месяце беременности.
— Да, ты еще пока толстый, но не такой, как прежде. Уж я-тознаю. Когда последний раз взвешивался?
Он подумал и вспомнил: в то утро, когда договорились сКэнли. Он тогда весил 246.
— А! Ну, помнишь — я еще тебе сказал, что потерял три фунта?
— Ты утром первым делом взвесься.
— А здесь в ванной весов нет, — сказал Халлекудовлетворенно.
— Шутишь, что ли?
— Нет. Моханк — цивилизованное место.
— Надо найти весы.
Он начал задремывать. Пробормотал:
— Ну, если хочешь…
— Хочу.
«Хорошая жена», — подумал он. Последние пять лет, когда онначал устойчиво прибавлять в весе, то и дело объявлял, что садится на диету иначинает заниматься физзарядкой. Но диеты немедленно становились самообманом:то утром сосисок перехватит помимо кефира или наспех проглотит пару гамбургеровв субботу, пока Хейди отсутствует где-нибудь на аукционе или распродаже шмоток.Пару раз даже остановился в паршивой забегаловке, где торговали горячимисэндвичами с мясом. Впечатление такое, что микроволновая печь выпаривала мясо,оставляя только кожу. Тем не менее набрал этих тощих бутербродов и съел все безостатка. Пиво свое любил по-прежнему, хотя еда оставалась главнымудовольствием. Устоять перед кулинарными соблазнами он просто не мог, а ужкогда следил за каким-нибудь матчем по телеку, то грыз все, что под рукуподворачивалось.
Утренняя зарядка длилась обычно с неделю, потом оказывалось,что некогда, или просто пропадал интерес. В прихожей покрывался пылью наборгантелей. Каждый раз, когда спускался вниз, ему казалось, что гантели смотрятна него с обидой и укором. Поэтому старался лишний раз не смотреть в тусторону.
Потом Билли изо всех сил втягивал живот и заявлял Хейди, чтосбил вес до 236. Она в таких случаях кивала головой, говорила, что это хорошо,что она довольна и замечает разницу. Но она также замечала в мусорном ведрепустые пакеты из под чипсов, кукурузы и прочего. С тех пор, как Коннектикутпринял закон о приеме стеклотары, скопления пивных бутылок в чулане стали неменьшим укором, чем покинутые гантели.
Она видела его спящим. Хуже того, видела, как он делаетпи-пи. А ведь когда справляешь малую нужду, втянуть живот никак не удается. Онпопытался, но оказалось невозможно. Она знала, что фунта три он потерял, отсилы — четыре. Можешь, конечно, дурачить свою жену, имея любовницу, но весом еене проведешь. Женщина, которая по ночам время от времени ощущает этот вес насебе, четко знает, сколько ты весишь. Но она улыбалась и говорила: «Конечно,дорогой, ты выглядишь лучше». Может, и не все было продиктовано ее добротой —он ведь тоже помалкивал насчет сигарет. Просто таким путем она поддерживала внем чувство собственного достоинства.
— Билли?
— А? Что? — Он снова очнулся от дремы и взглянул на неенедовольно.
— А чувствуешь ты себя хорошо?
— Хорошо… нормально… Слушай, зачем эти вопросы?
— Понимаешь… иногда говорят, что неожиданная потеря весаможет быть признаком чего-то.
— Ой, да я отлично себя чувствую. А ты мне не даешь заснуть.Придется доказать тебе… прыгнуть еще раз на твои злости, что ли?
— Давай.
Он застонал, а она рассмеялась. Вскоре оба заснули. Он виделсон. Оба снова выходят из магазина «Купи и съэкономь». Только теперь Биллиосознавал, что видит сон, и знал, что должно будет случиться. Хотел сказатьХейди, чтобы она прекратила свои манипуляции, поскольку ему необходимососредоточиться на дороге: ведь скоро между двумя припаркованными автомобилямивыскочит цыганка, точнее, между желтым «Субару» и темно-зеленым «Файрбердом».Ее седые волосы заколоты грошовой пластмассовой прищепкой, и она не будетсмотреть по сторонам, а только прямо перед собой. Билли хотел сказать Хейди,что это их единственный шанс вернуть все назад, изменить, сделать правильным.
Но он не мог произнести ни слова. Наслаждение пробудилось отприкосновения ее пальцев. Сначала они легонько поигрывали, потом взялись задело всерьез (его член твердел во сне, он слегка отвлекся от дороги при звукезастежки-молнии, которую она открывала небольшими рывками); наслаждениесмешалось с ощущением страшной неизбежности. Вот уже показался впереди желтый«Субару», припаркованный позади зеленого «Файрберда» с белой полосой. Междуними ярко вспыхнули язычески пестрые цвета, куда более яркие, чем рекламныещиты Детройта или «Тойота Виллидж». Билли попытался закричать: «Перестань,Хейди! Вот же она! Я ее снова убью, если ты не прекратишь! Умоляю. О, Боже,нет! Нет! Умоляю тебя, Господи!»
Но фигура уже появилась между двух машин. Халлек попыталсяотпустить педаль акселератора и нажать на тормоз, но нога словно прилипла кпроклятому акселератору и продолжала давить на него со всей силой. Рульзаклинило, он весь сжался перед ударом, и тогда голова цыганки повернулась кнему, но перед ним была вовсе не старуха! Это был цыган с гниющим носом, укоторого не было глаз. В тот момент, когда его «Олдсмобиль» врезался в него,сбив с ног, Халлек успел увидеть пустые глазницы, обращенные прямо к нему. Губыстарого цыгана образовали полумесяц зловещей улыбки под его кошмарным косом.
Взметнулась сморщенная рука над капотом «Олдса», кованыекольца, браслеты язычников. Три капли крови на ветровом стекле. Смутноеощущение острой боли, когда пальцы Хейди впились в него в момент оргазма,ускоренного шоком.
И услышал шепот, перекрывший отчетливо все другие звуки. Ондонесся снизу, сквозь ковровое покрытие дорогого автомобиля: «Худеющий». Биллипроснулся, вздрогнув. Повернулся на бок и бросил взгляд в окно. Крикперехватило спазмом. Серп луны улыбкой завис над Адирондаками. На один миг емуувиделся старый цыган: голова слегка склонена набок, глаза — две яркие звездочки,заглядывавшие в их комнату во тьме ночи. Их свет — мертвенно-холодный, как усветлячков или огоньков на болоте, которые ему довелось видеть в СевернойКаролине. И холодная улыбка полумесяца, таившая замысел мести.