Истории в моей книжке Скарри были короткие и фантастичные со странно счастливыми или вселяющими надежду концовками. Сюжеты в основном придумывала Марджори, которая, естественно, всех персонажей-животных называла моим именем.

Обнаружив Золотого Жучка на последней картинке, я пулей выскочила из моего картонного домика. С книгой в руках я выбежала из спальни и понеслась по длинному коридору в сторону комнаты Марджори. Я специально бежала босиком и сильно топала ногами по паркету, чтобы она услышала, как я приближаюсь. Не предупредить ее о моем наступлении было бы нечестно.

Той осенью у нас дома был введен абсолютно новый режим приватности. Марджори стала закрывать дверь в свою спальню, что следовало понимать как «Мерри, держись подальше, а то я за себя не ручаюсь!». Дверь обычно была заперта, когда она делала домашку, и по утрам, когда она собиралась в школу. Марджори было четырнадцать лет. Она училась уже в 9-м классе школы[10]. Новоиспеченная старшеклассница теперь утром тратила гораздо больше времени на сборы, чем в только недавно закончившемся детстве. Она оккупировала ванную комнату на втором этаже и потом уединялась в своей комнате вплоть до того момента, пока ожидающая ее в холле мама не начинала орать, что мы опоздаем в школу или на некую встречу по милости Марджори, которая ведет себя слишком высокомерно и «хватит уже прятаться в своей раковине». Я неизменно хихикала, когда слышала последнее, потому что мама выдавала всю эту тираду настолько быстро, что слова превращались в сплошной поток образов. Я каждый раз разочаровывалась, когда самая что ни на есть обычная Марджори, не спрятанная за створками морской ракушки, стремительно сбегала вниз по лестнице.

Был ленивый субботний день, так что я не ожидала, что дверь в ее спальню будет закрыта. Как и любая младшая сестра, я максимально уважала желание Марджори не держать дверь в комнату открытой, но Марджори определенно должна была услышать, как я несусь по коридору.

Слегка запыхавшись после бега, я остановилась перед большой дверью в спальню Марджори. Это была единственная дверь в нашем старом доме, которую мы не меняли. Дверь из массива дуба, выкрашенная в тон с полом в темный цвет, была той же толщины, что и стена, и могла спокойно выдержать натиск и полчищ варваров, и таранов, и маленьких сестричек. Дверь в спальню Марджори сильно отличалась от моей дверки-дешевки из пиломатериалов, которую с разрешения родителей я могла украшать и осквернять на свое усмотрение.

Ну и что с того, что это дуб? Так как это была суббота, я имела полное право в рамках четко обозначенных нами в ходе долгих дискуссий договоренностей постучаться в дверь к Марджори. Я так и сделала. Поднеся сложенную в рупор руку ко рту, я прокричала в замочную скважину:

– Читать пора! Ты мне обещала вчера!

До меня донесся ее пронзительный смех. Она, казалось, была в восторге, что ей что-то сойдет с рук.

– Что тут смешного? – Я грозно нахмурилась. Все внутри меня как-то неприятно сжалось. Дверь, видимо, была забаррикадирована, потому что она решила подшутить надо мной, писать со мной новый сюжет она явно не собиралась. Я снова выкрикнула: – Ты же обещала!

Марджори наконец ответила своим обычным голосом, от которого уже не было того впечатления, как от смеха, звучавшего, будто бы она надышалась гелием.

– Ладно, ладно. Проходите, мисс Мерри.

Я позволила себе небольшой победоносный танец, который я подсмотрела у Губки Боба. «Ура! Ух!». Я прижала книгу подбородком и удерживала ее у груди локтями, поскольку уронить ценный груз на пол я не хотела (плохая примета для книг). Для поворота дверной ручки мне нужны были обе руки. Потребовалось более одного удара плечом в неподатливую дверь и, наконец, под звуки моего собственного кряхтения я все же пробилась внутрь спальни.

Поскольку я была убеждена, что буду такой же, как Марджори, когда вырасту, посещение ее комнаты казалось мне взглядом в мое собственное будущее, которое походило на живую карту с постоянно меняющимися очертаниями. Марджори все время переставляла местами кровать, комод, письменный стол, разнообразные книжные шкафы и ящики из-под молочных бутылок, которые служили хранилищами новейших атрибутов ее жизни. Она также меняла местами постеры, календарь и украшения в виде небесных тел на стенах. Следуя примеру сестры, я каждый раз устраивала перестановку и в моем картонном домике. Правда, ей я об этом никогда не рассказывала.

В ту субботу кровать в комнате Марджори была задвинута до самого упора в дальний угол, прямо под единственное окошко в комнате, где вместо занавесок уже висела простая тонкая кружевная завеса белого цвета. Наложенные друг на друга постеры неаккуратно висели в произвольном порядке на стене напротив ее кровати. Все остальные стены были голые. Ее комод и зеркало были сдвинуты в другой угол, а книжные шкафы, прикроватная тумбочка и ящики из-под бутылок с молоком расставлены по оставшимся углам так, что середина комнаты оставалась полностью свободной от вещей. На чертеже обстановка комнаты была бы похожа на букву «X», но без крестика по центру.

Я медленно вошла в комнату на цыпочках, чтобы не задеть ненароком какую-нибудь невидимую мину замедленного действия и вызвать гнев Марджори, перемены настроения которой было все сложнее предугадывать. Любая предполагаемая провинность с моей стороны могла привести к ссоре, которая заканчивалась или слезами и моим бегством в картонный домик, или грубоватыми попытками папы выступить посредником между мной и сестрой. Папины увещевания обычно сводились к тому, что он орал громче и дольше нас обеих (в этом ему равных не было). Я остановилась посередине комнаты, ровно по центру «X». Мое сердце громыхало, как попавшая в сушилку монетка. Но я получала несказанное удовольствие от каждой секунды происходящего.

Марджори сидела, скрестив ноги, на кровати, спиной к окну. Пробивавшийся снаружи сероватый свет оттенял ее силуэт. На ней была белая футболка и новенькие треники, которые она получила от своей футбольной команды. Треники были оранжевого цвета, напоминая о Хэллоуине. Сбоку на одной из штанин была черная трафаретная надпись «Пантеры». Темно-каштановые волосы Марджори убрала в тугой хвостик.

На коленях у нее лежала большая книга. Под словом «большая» я имею в виду не толстая, как словарь, а широкая: разворот книги полностью закрывал ее скрещенные ноги. Длинные и крупные страницы книги были красочно оформлены. По формату каждая страница книги была примерно того же размера, что и книжка Скарри, которую я все еще держала у груди, будто бы отгораживаясь щитом.

Я сказала:

– Откуда она у тебя?

Вопрос был явно лишним. Очевидно, что у Марджори в руках детская книжка, значит, – это одна из моих книжек.

Марджори верно уловила судорожные мысли, витавшие у меня в голове, и начала тараторить со скоростью четыреста слов в минуту.

– Только прошу тебя, Мерри, не злись на меня, умоляю. Мне просто пришла в голову замечательная история, и я поняла, что для нее не хватит места в твоей книжке. У нас же уже там есть история про патоку, помнишь? Извини, уже раскрыла часть сюжета. Да, это еще одна история о патоке, но она абсолютно другая, Мерри, скоро сама убедишься в этом. Да к тому же книжка Скарри уже скорее всего заполнена до конца, и нам пора взяться за другую книгу. Поэтому я сходила к тебе в комнату. И знаешь, Мерри, я нашла идеальную книгу! Я понимаю, что неправильно было заходить к тебе в комнату без спроса, особенно когда я знаю, что рассердилась бы на тебя, если бы ты так пришла ко мне. Прости-прости, малышка Мерри, но ты только посмотри, что я написала и нарисовала.