Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Лирическое отступление: эти «реднек-реалити-шоу»[6] – предельно мещанская терминология! – восполнили нехватку комедий и драм о синих воротничках… вспомните «Зеленые просторы» или «Придурков из Хаззарда», нет, я тоже не смотрела.)
Discovery Channel поставил многое на «Одержимую», хотя на первый взгляд сериал не походил на типичную программу о реднеках. Место действия шоу (да, я использую слова «место действия», поскольку я подхожу к этой программе как к художественному вымыслу, потому что, как и другие телевизионные «реалити-шоу», это и есть художественный вымысел) – благопристойный пригород Беверли, штат Массачусетс. Обидно, что семейство Барретт не могло обосноваться в окрестном городке Салем, где, как вы знаете, в былые времена посжигали всех ведьм. Настоящим прошу и умоляю, чтобы выпустили сиквел с местом действия в Салеме, ну пожалуйста! Шучу, конечно, но разве не было бы весьма кстати, если бы события «Одержимой» происходили в городке, который печально известен пытками и убийствами «безнравственных» молодых женщин? Впрочем, я отвлеклась… Так вот, на первый взгляд в шоу нет реднеков, нет заводей, нет водоемов с каймановыми черепахами, нет простецких нравов, нет народных премудростей, нет облаченных в рабочие комбинезоны парней с окладистыми бородами. Барретты – типичная семья среднего класса, жившая в те времена, когда средний класс стремительно сокращался. Собственно, увядающая среднеклассовость этой семьи во многом и привлекала к шоу синих воротничков и опустившихся неудачников. Многие американцы думали и продолжают думать, что они принадлежат к среднему классу, даже если это не так. Им отчаянно хочется верить в средний класс и в ценности буржуазного капитализма.
Итак, перед нами семья, будто бы списанная из ситкомов 1980-х гг. (в стилистике «Семейных уз», «Кто здесь босс?», «Трудности роста») и держащая оборону от внешних сил (как реальных, так и вымышленных). Большая удача «Одержимой» в деле привлечения аудитории синих воротничков была связана с образом Джона Барретта, безработного отца сорока с чем-то лет. Финансово семья, как и многие другие, была в полном дерьме, мягко говоря. Барретт девятнадцать лет трудился на компанию-производителя игрушек Barter Brothers, но был уволен после того, как предприятие выкупила корпорация Hasbro, закрывшая фабрику, которая работала на протяжении восьмидесяти лет в Салеме (ага, снова Салем! Куда подевались все ведьмы?). У Джона не было высшего образования и работал он на том предприятии с девятнадцати лет, сначала – на сборочном конвейере. С течением времени он постепенно поднимался по игрушечной карьерной лестнице и в конечном счете возглавил экспедиционный отдел. За двадцатилетнюю каторгу он получил выходное пособие в размере оклада за тридцать восемь недель, которое он умудрился растянуть на полтора года. Однако Барреттам едва хватало средств, чтобы содержать двух дочерей и большой дом, оплачивать налог на недвижимость и материально обеспечивать все надежды, обещания и желания, которые предполагает образ жизни среднего класса.
Пилотный эпизод открывается пересказом невзгод Джона. Блистательный ход сценаристов/продюсеров/создателей шоу! Начать одной из множества реконструкций эпизодов одержимости было бы слишком банальным и, если уж честно, нелепым ходом. Вместо этого нам показывают зернистые черно-белые фотографии фабрики, где работал Джон, в период ее расцвета, и счастливых работников, которые мастерят игрушки из поролона и резины. Потом мы видим монтаж, где изображения сменяют друг друга с почти не воспринимаемой сознанием скоростью: политики в Вашингтоне, озлобленные митингующие движения «Захвати Уолл-стрит», собрания Движения чаепития, таблицы и графики с данными по безработице, хаотичные судебные заседания, возмущенные говорящие головы, люди, покидающие со слезами на глазах фабрику Barter Brothers. Уже с первой минуты сериала мы становимся свидетелями новой и уже до боли знакомой американской экономической трагедии. Шоу исключительно реалистичными средствами создает атмосферу серьезности происходящего и одновременно тревожности при первом же знакомстве с Джоном Барреттом, олицетворением нового стерилизованного постмиллениумного мужчины, живого символа развала патерналистского общества. И, Бог мой, надо отдать ему должное, играл роль символа он отлично, не так ли?
Тьфу, я не планировала открывать эту серию постов о ТОМ шоу рассуждениями о политике. Обещаю, в конечном счете я доберусь и до увлекательного и кровожадного хоррора. Вам придется потерпеть меня… ТАК ПОВЕЛЕВАЕТ КАРЕН!!!
Если «Одержимая» желала идти по стопам огромного количества своих предшественников – архиконсервативных фильмов и хорроров об одержимости злыми духами, то она решилась опереться в повествовании на поникшие плечи подавленного главы семьи. Посыл был вполне очевиден. Папа Барретт сидел без работы. Соответственно, семья и общество в целом находились в состоянии полномасштабного разложения. В подводке о бедной маме, Саре Барретт (непоколебимой кассирше в банке), даются только обрывочные справочные данные. Лишь позже в пилотной серии мы узнаем, что она единственная кормилица семьи, когда она вскользь упомянет о работе во время интервью-исповеди (видите, что они придумали для этого сегмента шоу????). Саре во вступлении практически отводится роль предмета реквизита. Мы видим монтаж из свадебных фотографий и фотографий дочерей, Мерри и Марджори.
На фотографиях все улыбаются и выглядят счастливыми, однако на заднем плане уже звучит зловещая музыка… (пам, пам, ПАМ!)
Я объясняю Рэйчел, что не было какой-то точки отсчета, «нулевой отметки» в произошедшем с Марджори и нашей семьей.
Даже если такой момент и был, я о нем не знала в возрасте восьми лет, да и нынешней мне с высоты моей почти четверти века не удавалось взглянуть на прошлое ясным взглядом. Что еще хуже – воспоминания перемешиваются у меня и с кошмарами, и с экстраполяцией, и с искаженными пересказами моих бабушек, дедушек, тетушек и дядюшек, и с городским фольклором, и с враньем, которое распространяется в СМИ, массовой культуре и почти беспрерывном потоке контента сайтов, блогов и каналов YouTube, которые посвящены телепередаче (стоит признаться, что я читаю в онлайне гораздо больше материалов, чем стоило бы). Все это неизбежно путается с тем, что я знала тогда, и с тем, что я знаю теперь.
В некотором роде факт, что моя личная история, в буквальном и в переносном смысле терзаемая внешними силами, не принадлежит мне, вызывает не меньший ужас, чем то, что произошло в действительности. Почти.
Приведу небольшой пример прежде, чем мы перейдем к рассказу.
Когда мне было четыре года, мои родители сходили два раза на «Встречи супругов»[7], которые проходили в выходные дни при поддержке церкви. По рассказам, полученным через вторые, третьи и даже четвертые руки, я узнала, что настоял на этом папа. Он надеялся, что программа поможет им с мамой преодолеть сложный период в браке и вернуть Бога в их отношения и жизни. К тому времени мама уже не была католичкой, да и вообще не исповедовала какую-либо религию. Она была настроена категорически против этой затеи, но все же сходила на встречи. Почему она согласилась – тема, открытая для выстраивания любых предположений. Мне или кому-то другому она так и не объяснила почему. То, что я сейчас об этом говорю, крайне смутило бы ее. Первые выходные прошли неплохо. Они жили в треугольном доме-шалаше, гуляли в лесу, участвовали в групповых беседах и выполняли упражнения по выстраиванию диалога. Каждая супружеская пара поочередно записывала и потом озвучивала ответы на вопросы о брачной жизни. Темы часто представлялись в контексте какой-нибудь притчи или отрывка из Библии. По всей видимости, со вторыми выходными все пошло не так гладко. Мама ушла прямо с общего собрания; поговаривают, что папа перед лицом всех собравшихся сослался на строфы «Ветхого Завета» о женах, которые должны повиноваться мужьям[8].