Надо сваливать отсюда как можно быстрее, не важно уже, в какой институт… хоть в Ярославль, пока мозги не усохли… только на что жить — непонятно. Кроме этого несчастного дома, у Тани ничего нет… ну не сдохнет же, продаст дом, на год жизни ей хватит, а потом будет подрабатывать… И пора уже покончить с девственностью, но в Щукинске это нереально… в кого тут можно влюбиться?

А дому наплевать, что Таня считается его хозяйкой. Все зеркала занавесили, чтобы не испугать мамину душу, странный обычай… Повсюду пылятся ажурные салфеточки, расстроенное пианино служит подставкой для фаянсовых статуэток, лысые ковровые дорожки ведут из комнаты в комнату… тихо и гулко. Как будто тут живут призраки, а не она… Бабушкино кресло продавлено, от ног вытерлась краска на полу… возле маминого трюмо пахнет пудрой, гримом, какими-то мазями, и все ящички забиты косметикой… шкаф поскрипывает-похлопывает дверьми от малейшего сквозняка, петли совсем уже расшатались… пыльные тапочки… кажется, что вот-вот появится бабушка и сядет перебирать фасоль или будет раскатывать тесто и позовет Таню помогать, а Таня с ходу придумает отговорку…

Дом опустел и сразу же ощетинился на Таню своими вещами, в детстве она все это любила… вот этих мерзких фаянсовых хорьков, и репродукции картин в пышных «золотых» рамах… выбросить? Или позвать соседей, пусть забирают все эти цацки, а мебель можно и продать, хотя бы за бесценок. Пока болела мама, Таня не обращала внимания на дом, ну дом и дом, свой, привычный. А сейчас хочется отсюда бежать… но придется продать. Нельзя не продавать, как только узнают, что уехала, обязательно залезут… тут и брать-то особо нечего, но могут поселиться бомжи…

Квартирантов в Щукинске не найдешь, у почтальонши живут студенты-заочники, это редкое везение… а если переманить их к себе? Кстати, неплохая идея! Они там какие-то опыты проводят, а почтальонша всем рассказывает, как это ужасно, любимая тема у нее… конечно, им лучше жить без хозяев, пусть спокойно душат своих крыс. Надо зайти к ним и познакомиться… можно, например, спросить, сколько стоит снять комнату в Москве, какие там цены на продукты…

Но как же зябко, эта сырость вползает в самые кости… на ней уже надето два шерстяных свитера, толстые носки, надо бы протопить печку… но неохота. Таня набрасывает на плечи пуховый платок, закуривает. Первый раз она закуривает в доме. Это классно! Желтый дым впервые клубится в гостиной, даже мама здесь не курила… а со стены смотрят черно-белые родственники, все-все-все мертвецы. Она теперь одна. Татьяна Петровна Золотова, дочь какого-то Петра, который и понятия не имеет… мама ничего не рассказывала об отце, вообще была запретная тема… наверняка какой-то гастролёр, может даже знаменитый. Таня часто об этом думала, перебирала разных актёров Петров, искала сходство… но мама ведь могла записать её Петровной для отвода глаз, так что лучше не париться…

Вот дедушкина родня… все лица мутные, черты расплылись от увеличения, Таня совершенно не разбирается в этих людях… если вдуматься, что она о них знает? Или о бабушкиной линии? Мало, почти ничего…. ведь это даже неприлично, а если она выбьется в люди? Неприлично не знать свою родословную, мало того, что отец не пойми кто…

Таня устраивается на диване, накрывается пледом, снова закуривает… даже интересно. Она пытается вспомнить, что рассказывала бабушка… Бабушка местная, из купеческой семьи… всех расстреляли большевики, а её сдали в приют… с дедом они познакомились на фронте… хотели жить в Ленинграде, но почему-то не вышло, поселились в Щукинске. Таня не помнит деда, когда его унесло на льдине, ей было два года. А если продать Орлову? Автограф подлинный, есть же коллекционеры… мерзкая бабища, вот же были у людей вкусы…

А что тут еще ценного… стенные часы? И дедушкины карманные часы на цепочке, вроде золотые… ещё несколько маминых колец можно сдать в скупку… есть пожелтевшая фарфоровая посуда с какими-то полустертыми подписями… как их… клейма? Надо будет узнать в музее, вдруг что-то стоит…

Столько рухляди в доме и всё советское… единственный старинный буфет бабушка пустила на дрова, Таня хорошо его помнит — резной красавец со множеством маленьких ящичков, с какими-то башенками, с деревянным орлом наверху… бабушка не любила старую мебель, стыдилась купеческого происхождения… а такой буфетик дороже всего этого дома… хотя фиг его знает.

* * *

Вернулась домой, а куда ей ещё? Даже не то, что она сюда возвращалась, просто подумалось о доме, и вот, пожалуйста… уже тут. Перемещаться стало гораздо проще, достаточно одной мысли, вернее, желания… такого направленного, ясного… взгляд тоже работает, но им лучше пользоваться на близких расстояниях. Была у подружек, и в театре, и дома у Стасика, такая тоска… ревновала его к жене… понятно, если видеть её каждый день без косметики, ничего уже не захочется… В Москве была, но устала. Впала в забытье где-то между Новым и Старым Арбатом, а знакомых никого так и не нашла… да, лет тридцать прошло… и, в общем-то неинтересно. Всё чужое… может быть, поэтому в Москве и было так тяжело… ничего не притягивало, воздух стал вязким, как кисель… думаешь со всей силы — хочу в Маяковку, хочу на Таганку, хочу, хочу… и ни с места. Даже во МХАТ не попала, а там ведь Лизка Трофимова… Петя, оказывается, умер… надо было, наверное, всё рассказать Тане, но чего уж теперь… матушка у него такая милая оказалась, квартира большая… глупо. Родная всё-таки внучка…

Здесь очень хорошо видно, и можно сфокусироваться на любом предмете, обычно не так… всё вокруг теперь затянуто мутно-серой дымкой… причем не важно, день или ночь… и какая на улице погода… хотя по ночам лучше видно. И дышится намного легче, и самочувствие… больше сил. А дома всё как будто по-прежнему, она различает даже цвета. Или она их слишком хорошо помнит, поэтому? Нет, тут что-то другое… ну допустим — мебель, ковры, шторы… но зеленый свитер, который только что надела Таня! Она же не знала про свитер заранее… и вот пачка сигарет… ага, «Полет», всё четко… Таня курит? Понятно… по телу разливается теплота, как будто у неё появилась кровь… да, в доме удивительно спокойно. Но не торчать же здесь всё время… а где тогда? Это вопрос…

Казалось бы — нет преград, хоть Америку смотри, хоть Японию… а почему-то не хочется… ну, только теоретически. Вот повидала Женьку в Америке, думала побыть там еще немного, осмотреться, а не вышло — потянуло назад в Щукинск… только и успела увидеть лесистые горы и какое-то красивое ущелье, всё мельком… почему так? Тянет и тянет в эту дыру, как магнитом. Там у них колибри, река эта… как же её… а, Миссисипи… ещё долина кратеров, он писал… да и вообще, интересно же… А Нью-Йорк увидеть? А Париж?! Ладно Париж, на море была всего два раза и перед смертью постоянно о нём вспоминала… и то неохота. Центр тяжести какой-то здесь, что ли…

Это же анекдот, если кому рассказать… всю жизнь мечтала вырваться отсюда, и даже теперь не получается… Щукинск поймал ее душу и никаких перемен… ужас. А Таня? Неужели ей не удастся уехать? Жалко девочку… могла бы учиться в институте, а работает на консервном заводе… всё из-за этой проклятой болезни, так не вовремя… Бабушка есть, квартира… хотя кто её знает? С виду-то она симпатичная, а вдруг стерва? Унижаться перед ней… Галя с кладбища просила передать своим детям, чтобы её… нет, кажется, детям мужа… а, не важно, главное, просила передать! Значит, это возможно? А как же это сделать… вот как?! Попробовать опять поговорить с этой Галей… а она ничего не соображает, твердит одно и то же… и этот запах холода, и тяжесть от неё, неприятно… а может, ещё кто-нибудь встретится? Из новых… Да… сглупила. А просто ей было на всё наплевать… а сейчас прямо трясти начинает, как подумаешь, что дочка может навсегда тут остаться… вот именно, что навсегда. Выходит, так. Интересно, о чем она сейчас думает? Сидит уже так долго на диване… Таня!…Таня!! Та-а-ня! Иногда даже посматривает в эту сторону, но не видит, конечно… и так хорошо вдыхать сигаретный дым… опять начинается это забытье, как в Москве… похоже, мёртвые спят… а что, если прилечь на свою кровать? Да… дома хорошо…