А Николаич поставил своих в хоровод, и долбят они эту общагу, как дятел осину. Только грохот непрерывный, только вспышки бешено сверкают. Выстрелил — отскочил — следующий выстрел готовь. А на твоем месте другой уже, в прицел впился, орет:

— Уши береги!

Вот Профессор со своим «РПГ» за кирпичной стеной примостился. Тяжко ухнула «шайтан-труба». Небо над общагой раскололось. Двойной удар землю потряс.

— Профессор, ты что, ядерную боеголовку пристроил?

— Сдетонировало что-то у них. Да не по мелочи сдетонировало!

Вяло огрызается «зеленка». Замолкла общага.

Да и пора уже. Четвертый час. Утро скоро. «Духам» еще работы полно: убитых спрятать, раненых по пунктам Красного Креста разбросать, следы замести.

Сползаемся в комендатуру. Спина под броником мокрая. Липкие струйки по позвоночнику ползут.

— Ну что, Николаич, все?

— Все. Пошли в столовую, там мясо пожарили.

— Спасибо, я со своими.

— Это вам спасибо. Золотые у тебя парни.

* * *

— Бугор — Змею.

— Слушаю.

— Ужин готов?

— И завтрак тоже… Командир, тут ребята случайно в рюкзаке два пузыря нашли. Может, сегодня можно? В порядке исключения. Тут граммов по пятьдесят на брата и то не выйдет.

— Ну раз нашли, не выбрасывать же. В порядке исключения…

Не знаешь ты, Николаич, этих золотых парней… Жулье одно, ухорезы.

Братишки мои.

Эх, война, война!

Впереди толпа гудит. Площадь народом запружена. На подходе к ней тоже кучки людей стоят, ненавидящими взглядами нас обжигают.

Митинг очередной.

Ну их к аллаху. Через этот улей ехать — дураком надо быть. Либо пулю всадят исподтишка, либо вообще на машину полезут, попробуют заваруху какую-нибудь учинить. Омоновцев, конечно, могут и побояться. У нас народ отчаянный, дойдет дело до драки — гранатами дорогу зачистим. Да только зачем зря грех на душу брать. Женщин полно.

Нормальные герои всегда идут в обход. Плохо, конечно, что улочки незнакомые. Правда, меньше шансов на засаду напороться, нас ждут на постоянных маршрутах. Зато можно с любой другой неожиданностью столкнуться. Есть районы, где боевики в открытую разгуливают.

А хочется побыстрей домой, на базу. В кабине «Урала», на командирском сиденье, огромная длинная дыня лежит. Специально на рынок заезжали. По жаре такой на эту фруктину чудесную спокойно смотреть невозможно.

— Ничего, скоро мы до тебя доберемся, правда, Винни?

Водитель, добродушный крепыш, родной брат Винни-Пуха, согласно кивает головой и непроизвольно сглатывает слюну. Он целый день сегодня за рулем, еще и с обедом пролетел. Пока другие перекусывали в столовой ГУОШа, Пух где-то хлопотал с погрузкой вещевки для отряда.

— Змей, смотри!

— Вижу.

«Сферу» — на голову, дверцу приоткрыл, ей же и прикрываюсь: броник мой на дверке висит. Не вывалиться бы, когда Винни тормознет.

Молодец Пух: вроде от дороги глаз не отрывает, а суету непонятную впереди по курсу засек.

Слева, на краю пустыря большого — рыночек. Киоски и просто столы на небольшой площадке стоят. На одних — запчасти поразложены. На других — овощи, консервы какие-то. Но люди не торгуются, у столон не трутся. Люди за киосками поприседали, под столы забились. Несколько человек на земле лежат. Кто неподвижно, руками голову закрыв, а кто бочком-бочком старается за кучу мусора заползти. Справа еще интересней: «уазик», а за ним двое в камуфляже, с автоматами. Нас увидели, но смываться не торопятся. Наоборот, руками машут, останавливают. Один еще и в сторону рынка показывает: мол, туда поглядывайте.

Мы, дорогой, везде поглядывать будем. Здесь недогляд смертью пахнет. Тем более нехорошее место, открытое. Только справа панели бетонные свалены, да впереди — узкая улочка с домами частными. Но до них еще добраться надо. Если оттуда стрелять не начнут…

— К бою, слева — справа!

Хлопцы мои не зевают, уже как надо стоят: вдоль бортов, разом — на колено. Оружие — на изготовку. Борт железный да скамейка деревянная — не велика защита, но от осколков прикроют. Шлемы и броники тоже не бумажные. А дальше — каждому своя судьба.

А моя доля — командирская.

Не зная обстановки, за секунды считаные принимай решение, как поступить. Может, спектакль все это, отвлечение для засады. И надо, пока не поздно, назад рвать, огнем прикрываясь. Может, и свои попали в переделку, помощь нужна. А цена ошибки — «Груз-200», а то и не один…

Вот и разгадка!

Слева, за пустырем, на крыше обгоревшего здания и в темных провалах его бывших окон огоньки замелькали.

И по раме стальной «Урала» нашего, как горохом, тр-р-р-ру!

Стрекот автоматный последним прилетел.

— К машине!

Да что с вами, орлы: не услышали за шумом или от уставной команды в мозгах перемкнуло?!

— Прыгай, вашу мать!..

Другое дело! Стокилограммовый Бабадя в полном снаряжении (двадцать пять кило металла), с ручным пулеметом и двумя коробами патронов, как птица, над бортом взвился. На землю обрушился — пять баллов по шкале Рихтера. Лишь бы ноги не сломал! Остальные тоже в воздухе пятнистыми призраками мелькают и тают тут же. Секунда-две — и нет никого. Только из-за плит бетонных у обочины, в сторону здания коварного, стволы настороженные посматривают. Но не все. Два автоматчика на мушке неизвестных в камуфляже держат.

Мужики за «уазиком» совсем присели, автоматы на землю положили.

— Мы свои! У нас раненый!

Винни, как только ребята с машины слетели, по газам — и под прикрытие дома частного. Притер «Урал» под стенку, стоит, команды ждет.

«Комод» Чавыча, он же снайпер по боевому расчету, редкого хладнокровия человек, уже в прицел своей винтовки впаялся.

— Дистанция триста, командир.

Студент, хоть и молодой боец, первую командировку работает, тоже не зевнул:

— На пятиэтажке, сзади!

Точно, согнутая черная фигурка по краю крыши мелькнула, за бордюрчиком укрылась.

Молодец, братишка!

— Промышленное здание, триста метров, крыша. Подствольники, огонь! Пятый этаж, третье окно слева — автоматчик. Чавыча, щелкни его. Сзади, правая пятиэтажка, крыша — Бабадя, отработай.

Первая серия из подствольников по-разному пришлась. У кого-то недолет. Но пара разрывов точно легла. Как при залповом огне каждый свое попадание определяет, никто объяснить не может. Да только вторая серия всю крышу черными шапками нахлобучила.