— Доронин.

— А?

— Ты же сам жаловался, что тебе с молодыми трудно, иони другие…

— Я не жаловался, — сказал Доронинсумрачно. — Просто нюансы излагал. Мне с молодыми не трудно, просто этодругое поколение, и потому притираться друг к другу надо… И все. Какие тамжалобы…

— Не цепляйся к мелочам. Ты меня прекрасно понимаешь.

— Да понимаю, — согласился Доронин. — Ну акто ж их учить будет? Как следует? Давеча на полигоне, в квартире, один щеголтак неумело учебную болванку в комнату кинул, что она от двери отлетела и междунами плюхнулась. Будь она настоящая, всех бы посекло. А ведь не дите малое,нормальный офицер… только из него еще спецназовца делать и делать.

— Ага. А ты у нас незаменимый. Весь Центр на майореДоронине держится… только подполковник тебе что-то не светит.

— Засветит, — сказал Доронин, отходя отзеркала. — Повезло тебе, Ксения, что ты гордая славянка, а не горянкакакая-нибудь. А я не Ибрагим-оглы. Рявкнул бы сейчас: «Молчи, женщина, вах!Волос долог, ум короток!» И надела бы ты паранджу и пошла бы к колодцу скумганом… Ладно, давай отложим душеспасительное как-нибудь на потом? Мнеоперативные материалы посмотреть надо.

И он достал из верхнего ящика серванта тоненькую папочку вжелтой пластиковой обложке. Тут Ксения, за долгие годы привыкшая к его службеотноситься с пониманием, замолчала и, пожав плечами, вышла из комнаты.

А Доронин отправился на балкон, обширный, увешанныйкрасивыми ящиками с разномастными цветами — его работы ящички, конечно.Уселся в низкое старое креслице, для пущей конспирации вынул из папки нескольколисточков машинописи и разложил их на ящике рядом. Ухмыльнулся не без цинизма.Это и в самом деле были оперативные материалы — вот только восьмилетнейдавности, никому уже сейчас не нужные, даже вражьим разведкам, и сохранившиесяисключительно в целях прикрытия.

Привычным движением Доронин протянул руку к одному изящиков, самому высокому, нащупал сбоку шпенечек и повернул его вправо, а потоми нажал. Сам ящик делал… Открылся небольшой тайник, достаточно поместительный,чтобы туда влезла пол-литровая бутыль вискарика в лежачем положении. Имелисьтам еще конфеты и коробочка с мускатным орехом. Классический схрон, в общем, запять лет так и не обнаруженный оперативно-поисковой группой в составе КсенииМихайловны Дорониной — хотя у означенной гражданки имелись подозрения, чтоданный схрон все же где-то существует…

Набулькав в низкий пластмассовый стаканчик граммов этакпятьдесят, Доронин немедленно переправил их в организм, откусил половинузалежалой конфетки, поудобнее устроился в низком кресле и прислушался кощущениям. Ощущения были, как легко понять, самые приятные: пронесшийся поглотке сверху вниз легонький ожог расплылся в брюхе приятным теплом. Чтобы и вголову легонько ударило, Доронин отправил следом вторую полусоточку, закрылтайник, закурил и устроился в расслабленной позе, глядя с шестого этажа наИзмайловский лес и серые многоэтажки совсем уж вдали. Было хорошо, уютно ипокойно.

Выпустив дым, он подумал мельком, что и тут пролегает некийводораздел. Молодое поколение большей частью не смолит вообще, даже потребноститакой не испытывает, и это где-то правильно, конечно, но вот «старики»,привыкшие покурить в кабинете, а то и достать из ящика стола пузырек чего-тоалкогольного, порой чувствуют себя неуютно. И здание Центра — то же самое,родимое, насквозь знакомое за десять лет, — а в чем-то получается другоймир, в котором все больше молодежи, как встарь, приходящей из самых разныхродов войск. Они не хуже, они просто неумелые пока и другие. Ну да, другоепоколение, та же армейская косточка, но воспитанная уже на других шутках,песнях и событиях, и потому их не всегда можно понять насквозь. А вот учитьнеобходимо, семь потов согнать, чтобы приобрели устойчивую привычку всегдавозвращаться…

«Мы их выучили, — сказал совсем недавноГера-Краб. — А там уж пусть работают».

Может быть, и так. Но у Доронина оставалось стойкоеубеждение, что выучили не идеально. То ли так оно и есть, то ли, будемсамокритичны, — пресловутый конфликт поколений, возрастное брюзжанье. Какни крути, а иногда думаешь с законной гордостью, что именно на нашу долюпришлось тяжелое — а молодняку сейчас чуток полегче, и в боевых нет тогонакала и размаха, и в спину уже никто не плюет и не орет гадостей из уютноготыла. А потому…

Краем глаза уловив справа легкое шевеление, он самыместественным образом взял листок и притворился, что внимательно читает.

— У тебя пищалка заливается, — безразлично сказалаКсения, высунувшись в полуоткрытую балконную дверь.

Доронин вскочил и направился в комнату, на ходу размалываязубами мускатный орех.

И конечно, получил на телефон изображение смерча.

М. Ю. Лермонтов — С. А. Раевскому

С тех пор как выехал из России, поверишь ли, я находился досих пор в беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом; изъездилЛинию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, в Кубе, вШемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами; ночевал в чистом поле,засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское даже…

Ноябрь-декабрь 1837 г.

М. Ю. Лермонтов — С. А. Раевскому

Здесь, кроме войны, службы нету; я приехал в отряд слишкомпоздно, ибо государь нынче не велел делать вторую экспедицию, и я слышал толькодва, три выстрела; зато два раза в моих путешествиях отстреливался: раз ночьюмы ехали втроем из Кубы, я, один офицер нашего полка и Черкес (мирный,разумеется) — и чуть не попались шайке Лезгин. Хороших ребят здесь много…

Ноябрь-декабрь 1837 г.

Вообще-то все давным-давно было обдумано и прокручено надесять кругов, но генерал Кареев вновь и вновь возвращался к исходнику. Просточтобы чем-нибудь занять мысли, пока они ехали, — а чем в такой ситуациизанять мысли, как не делом?

Итак, что мы имеем? А имеем мы Али Зейналова по прозвищуНакир, каковое выбрано наверняка из выпендрежа, поскольку Накир умусульман — один из двух ангелов смерти, приходящих за свежевыпорхнувшейиз тела душой.

Выпал в свое время Накир из поля зрения, ох, выпал, и ничьейвины тут нет, просто так уж карты легли, вроде бы не из-за чего быловстревожиться и встрепенуться…

Он долго не подавал признаков жизни, вообще не засвечивалсянигде. Как следовало из биографии, три года провел в Турции вполне мирно, нетусуясь с тамошними, окопавшимися по турецким градам и весям экстремистами, аскромно торгуя в какой-то лавчонке. Благонамеренный стамбульский купчишка, да,длинный пиастр заколачивает, с соотечественниками практически не знается, чтодля его нации нетипично, обитает тихонько в небольшой квартирке, куда поройпроституток водит. Ангел в тюбетейке, одним словом, насквозь неинтересный дляспецслужб.