Из «Журнала военных действий» отряда генерала Голофеева

Таким беспомощным и даже слабым Кеша себя еще никогда нечувствовал — а искать поддержку и опору у Антона было бесполезно: тотпребывал в том же состоянии. Для обоих это было впервые и оказалось хуже всегопережитого и испытанного. Они так и сидели на лавочке, временами искосапоглядывая друг на друга в надежде, что напарник ворохнется первым. И понимали,что нельзя затягивать до бесконечности.

«Еще раз прокрутим про себя, — думал Кеша, которомухотелось сейчас взвыть по-волчьи. — Мы поднимемся, Инга нам откроет, онауже знает, это не будет для нее неожиданностью, и я скажу… Я скажу… Инга, этоне я придумал, это велел генерал, а он никогда не бросает слов на ветер.Никогда. Мы вас никогда не оставим, понимаете? Никогда. Мы сделаем все, что понадобится,мы поможем в чем угодно, я вам даю слово офицера, что у ребенка, когда онродится, в документе будет записан отец, и все, что нужно, мы…»

Можно и так. Можно еще что-то придумать, веское,убедительное, и это будет чистая правда, спецназ никогда не бросает своих. Онаповерит и будет права… только я-то, все это стараясь выговорить веско иубедительно, каждую секунду буду помнить, что не нужны ей, по большому счету,все эти слова, и не нужен Герой России (посмертно) майорУланов В. П., а нужен ей только Вовка Уланов, живой и невредимый, но…

Но его нет. И никогда уже не будет. Сколько фотографий ниперебрали штабисты, не отыскали хоть одну, где Уланов был бы совершенносерьезным. Так что и в музее боевой славы, и на памятнике он, так ужполучилось, будет хоть чуточку да улыбаться, и ничего с этим уже не поделаешь.

И уж никак нельзя говорить ей главное: что существует свой,профессиональный счет, способный ужаснуть прекраснодушных гуманистов, но средипрофессионалов войны давно принятый и признаваемый без слов. Это печально ижутко, что больше нет ни Уланова, ни Доронина, ни генерала Кареева — но пожестокому большому счету спецназ в очередной раз победил. И хлор на город непошел, а те, кто был взят, всю оставшуюся жизнь небо будут видеть исключительнов клеточку и никому никогда уже не причинят вреда. Вот главное. Спецназ остался…

— Ну что, господин капитан? — услышал он.

Вздохнул и ответил:

— Надо, господин капитан.

Они поднялись и долго шли к подъезду, до которого былосовсем близко — так, словно шагали по скользкому льду или минному полю.

…Есть гипотеза, что прошлое не исчезает бесследно, да ибудущее, в общем, уже произошло. Что время — не огонек, ползущий побикфордову шнуру, а некая линия, вдоль которой в одно и то же время существуети прошлое, и настоящее, и будущее. Правда это или красивая фантазия —неизвестно. Но если правда, то сейчас, именно в этот самый момент, где-тоневообразимо далеко отсюда все же сидит перед тусклой свечой совсем еще молодойчеловек в расстегнутом мундире Тенгинского пехотного полка и привычно держитгусиное перо, и на бумагу ложится:

Но я боюся вам наскучить,

В забавах света вам смешны

Тревоги дикие войны;

Свой ум вы не привыкли мучить

Тяжелой думой о конце;

На вашем молодом лице

Следов заботы и печали

Не отыскать, и вы едва ли

Вблизи когда-нибудь видали,

Как умирают.

Дай вам Бог

И не видать…[7]

И это — самый знаменитый офицер российского спецназа.

…и если была бы сила, способная вернуть всех, они навернякане жаловались бы на неудачный выбор жизненного пути, ничего не хотелипереиграть и другой службы не желали бы. Они сказали бы только: помните нас…

Красноярск, сентябрь 2008