Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктор почувствовал озноб и взбежал по лестнице обратно, потирая руки. Сильный порыв ветра чуть не захлопнул дубовую дверь, и Виктору пришлось напрячься, чтобы пересилить сквозняк и ее открыть. Вдруг он замер.
Звук! Тот же самый. Хотя уже не такой звонкий. Но на этот раз он раздавался не снаружи, а из гостиной.
Кто-то хотел привлечь к себе внимание, и этот кто-то уже не стоял перед дверью. Он был внутри дома.
Виктор медленно и осторожно двинулся по коридору, подыскивая взглядом возможные предметы для защиты.
На Синдбада не стоило рассчитывать. Ретривер так любит людей, что и не подумает напасть на взломщика, а скорее захочет с ним поиграть. Сейчас пес настолько обленился, что не обратил ни малейшего внимания на подозрительный шум и уже куда-то убежал спать.
— Кто здесь?
Молчание.
Виктор вспомнил, что последнее криминальное происшествие на острове случилось в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году: потасовка в пивной. Но этот факт его не утешил.
— Эй! Есть здесь кто-нибудь?
Стараясь не дышать, он очень осторожно подкрался к каминной комнате. Но, несмотря на все предосторожности, старый паркет вздыхал и скрипел от каждого шага. Да и ботинки с кожаной подошвой не способствовали бесшумной походке.
Какой смысл в том, что он крадется, одновременно громко крича?
Виктор протянул было руку к дверной ручке, как вдруг она сама собой опустилась и дверь начала открываться. Страх парализовал его, так что он даже не закричал.
Он не понимал, что почувствовал — ярость или облегчение, когда дверь открылась. Облегчение, потому что перед ним стояла изящная симпатичная женщина, а не грозный громила. Или ярость, оттого что она посмела вторгнуться в его дом средь бела дня.
— Как вы сюда попали? — громко спросил он.
Светловолосая женщина не выглядела смущенной или испуганной.
— Я постучала в заднюю дверь, со стороны пляжа, и она оказалась открыта. Мне очень жаль, если я помешала.
— Помешали? Нет-нет, вы не помешали, вы меня всего лишь до смерти напугали!
— Мне чрезвычайно…
— И еще врете вдобавок. — Едва не оттолкнув ее, он прошел в комнату. — Я не открывал заднюю дверь с самого приезда.
Правда, и не проверял, была ли она вообще закрыта.
Опершись о стол, Виктор осматривал непрошеную гостью. Что-то в ней казалось ему знакомым, хотя он никогда раньше ее не встречал. Ростом примерно метр шестьдесят пять, светлые волосы до плеч заплетены в косу, устрашающе худая. Несмотря на худобу, она не казалась бесполым существом, и под одеждой угадывались широкие бедра и округлая грудь. С такой благородной бледностью кожи и белоснежными зубами ее можно было принять за фотомодель. Будь она повыше, Виктор не удивился бы, услышав, что она снимается на пляже в рекламном ролике и случайно заблудилась.
— Я не вру, доктор Ларенц. Я ни разу в жизни никого не обманывала и не собираюсь начинать со лжи наше знакомство.
Виктор провел рукой по волосам, чтобы собраться с мыслями. Ситуация была совершенно абсурдна. Неужели это правда, что какая-то женщина залезла к нему в дом, чудовищно его перепугала, а теперь настаивает на общении?
— Слушайте, не знаю, кто вы такая, но требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом! Я говорю… — Он еще раз ее осмотрел. — Да кто вы такая?
Он понял, что не может определить ее возраст. Она казалась совсем юной, и, глядя на ее безупречное лицо, ей можно было дать лет двадцать пять. Но она была одета как зрелая женщина.
Распахнутое черное кашемировое пальто до колен, под ним розовый костюм, как будто «Шанель». Черные лайковые перчатки, сумочка явно дорогой марки и, главное, духи — все это создавало образ женщины возраста Изабель. И ее манера говорить выдавала женщину старше тридцати.
«Кроме того, она, очевидно, глуха», — подумал Виктор, поскольку незнакомка по-прежнему неподвижно стояла в дверях комнаты и внимательно разглядывала его, будто не слыша его слов.
— Ладно, не важно. Вы меня очень испугали, а теперь, будьте добры, воспользуйтесь передней дверью и никогда больше сюда не возвращайтесь. Я работаю и не желаю, чтобы меня беспокоили.
Виктор непроизвольно вздрогнул, когда женщина вдруг шагнула к нему.
— И вы не хотите узнать, что мне от вас нужно, доктор Ларенц? Вы настаиваете, чтобы я ушла без объяснений?
— Да.
— Неужели вам не интересно, что заставило такую женщину, как я, разыскивать вас на этом богом забытом острове?
— Нет.
Или все-таки интересно?
Виктор заметил, как в нем проснулся давно забытый внутренний голос. Любопытство.
— И вам безразлично, откуда я знаю, где вас искать?
— Да.
— Я так не думаю, доктор Ларенц. Поверьте мне. Мой рассказ вас очень заинтересует.
— Поверить? Я должен поверить человеку, который без спроса забрался в мой дом?
— Нет, конечно. Просто выслушайте. Мой случай…
— Ваш случай меня не волнует, — грубо прервал ее Виктор. — Зная о том, что случилось со мной, вы должны понимать, что так врываться ко мне — неслыханная дерзость.
— Я понятия не имею, что с вами произошло, доктор Ларенц.
— Что? — Виктор не знал, что его сильнее поразило: то, что он по-прежнему разговаривает с незнакомкой, или ее слова, столь искренне прозвучавшие.
— Вы что, последние четыре года газет не читали?
— Нет, — спокойно ответила та.
Его смятение росло с каждой секундой. В то же время загадочная незнакомка интересовала его все больше.
— Неважно. Я больше не работаю психиатром. Я два года назад продал свою практику…
— Профессору ван Друйзену. Я у него была. Как раз он и направил меня к вам.
— Что он сделал? — ошеломленно переспросил Виктор, уже не скрывая интереса.
— Ну, не совсем так. Профессор ван Друйзен сказал, что было бы лучше, если бы вы лично занялись моим случаем. Признаться, мне и самой этого хотелось.
Виктор покачал головой. Неужели его пожилой учитель на самом деле дал пациентке его адрес на острове? Он не мог в это поверить. Ван Друйзен прекрасно знал, что Виктор не в состоянии лечить. И уж точно не на Паркуме. Это выяснится позже. Сейчас надо выдворить за дверь эту странную женщину и успокоиться.
— Я еще раз настоятельно прошу вас уйти. Вы теряете здесь время.
Никакой реакции.
Виктор чувствовал, что страх уступил место усталости. Он уже предвидел самое худшее: ему не удастся собраться с силами. Даже на Паркуме духи не оставят его в покое. Ни мертвые, ни живые.