Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видга остановил маленького скальда, взяв его за плечо:
– Твой отец никогда не стал бы связываться с рабом!Потому что это всего лишь трэль, хоть ему и подарили свободу. Он поступает так,как поступают только рабы! А тебя, Грис, я уже накормил однажды песком. Ядумал, хватит с тебя, но теперь вижу, что ошибся.
У Гриса выступили на лице красные пятна.
– Иди сюда, я поучу тебя сражаться!
Видга молча ступил в воду и взобрался на козлы. Наклонилсявзять мешок… и Грис ударил его. Без предупреждения – нарушив все обычаи игры набревне! Мальчишки на берегу возмущенно закричали. Но тут уж, кричи не кричи,бой начался.
Удар пришёлся Видге в висок, на какой-то миг он ослеп иоглох… Но не зря Халльгрим хёвдинг учил его ходить по вёслам драккара с тойстороны борта в то время, когда люди гребли! Грис продолжал бить его тяжёлыммешком, целясь по-прежнему в голову и по левой руке, так, что на рукавевыступила кровь. Однако Видга не падал. А когда в голове перестали звенетьжелезные чаши – ударил сам. Обеими руками занёс свой мешок и обрушил его Грисуна темя. И тот, жестоко прикусив язык, схватился рукой за лицо.
Мокрый песок, завязанный в грубую тряпку, снес Грису кожу наподбородке, и он не успел заметить, откуда был нанесён удар…
– Вот так, – сказал Видга. – Бываетпо-всякому, но теперь бить буду я.
Немного погодя Грису показалось, будто сын хёвдинганаходился одновременно и прямо против него, и сбоку, и даже позади… Его привелав себя ледяная вода. Видга сидел верхом на бревне, свесив вниз руку с мешком. Унего текла из носу кровь, и он вытирал её ладонью. На щеках оставались липкиеполосы. Он сказал Грису:
– Даже твой хозяин не предпочитал бить тех, ктопослабее… Рунольв был волком, а ты свинья. Пошёл!
Следующий день выдался неприветливым и хмурым. Эти меставсегда славились непостоянной погодой, а какая же весна без дождей? За ночьветер нагнал облака, и они медленно, словно нагруженные корабли, плыли навосток – в сторону Гардарики…
Людям предстояло вскоре двинуться следом за ними. Но лёд всёещё шёл, и они продолжали жить на своём острове, а чтобы жить, надо охотиться.Поэтому незадолго до рассвета несколько молодых воинов, в том числе троеОлавссонов, с луками и копьями отправились в лес.
И почти сразу же вернулись.
Бьёрн Олавссон, ощерившись, нёс на руках своего младшегобрата. Шея Гуннара была обмотана окровавленной тряпкой. Он стонал, не открываяглаз. Сигурд шёл сзади и волок неведомое оружие: маленький, но очень тугой лук,посаженный на деревянное ложе.
Халльгрим спросил их:
– Что у вас случилось?
Бьёрн осторожно уложил брата на разостланное одеяло: – А самчто, не видишь? Эта штука в него выстрелила, когда он задел за верёвку. А людеймы там не нашли.
Уж если бы нашли, Бьёрн наверняка срубил бы им головы.Сигурд пнул ногой искорёженный самострел.
Олав склонился над сыном, называя его по имени. Гуннар неотозвался. Седая борода Можжевельника задрожала:
– Я делаюсь стар… Скорей бы уже Один призвал меня к себе!Лучше бы я встречал вас в Вальхалле… а не провожал туда одного за другим.
Бьёрн крепко взял его за локоть, отвёл прочь.
– Гудрёду, как мне думается, ещё долго придётся скучатьтам без нас. Ничего с Гуннаром не будет!
Халльгрим между тем расспрашивал Сигурда.
– Мы и раньше там ходили, – растерянно говорилменьшой Олавссон. – И там никогда не стреляло. Может быть, это финныохотились?
Халльгрим заставил его припомнить, как именно была растянутаверёвка, за которую злополучный Гуннар зацепился ногой. Где стоял самострел… Апосле сказал:
– Не на зверя охотились те финны. И пусть распадётсямой щит, если не придётся нам ещё познакомиться с теми охотниками поближе!
Чужой лес глухо шумел над их головами. О чём шумел? О том,что они были всего лишь горсточкой людей на огромной и неприветливой земле… Инизкое небо равнодушно плыло над ними. И родным здесь было только море.
Да и оно должно было не сегодня-завтра остаться за спиной. Иможет быть – навсегда!
Не таких, как они, принимала в себя Гардарики. Принимала безвсплеска, без следа, без вести домой…
Когда приблизился вечер, Халльгрим приказал выставитьдвойное число сторожей. И он не ошибся.
Среди ночи около кнарра поднялась молчаливая и яростнаявозня. Затем послышались крики: кричал Бьёрн. Воины, умевшие мгновенносбрасывать сон, кинулись на помощь. Выдёргивали из ножен оружие, хваталиголовни из костров.
Возле кнарра на земле лежал человек. Рослый светлоголовыйпарень в диковинной одежде. Бьёрн Олавссон сидел на нём верхом, стискиваяколенями бешено извивавшееся тело, и длинной верёвкой вязал пленнику руки.Поодаль валялись пучки сухой соломы, а в соломе – стальное кресало и кремень.
– А ну, подними-ка его, – сказал Бьёрну Халльгрим.
Сын кормщика неторопливо слез со спины парня, взял его зашиворот и сильным рывком заставил встать. Тот, не долго думая, лягнул егоногой. Бьёрн молча сгрёб пленника за волосы и кольнул в рёбра концом ножа…Парень вздрогнул и остался стоять неподвижно.
– Ты кто такой? – спросил его Халльгрим.
Северной речи пленник не понял, но догадаться, о чёмспрашивали, было нетрудно. Он поднял голову и гордо ответил:
– Ингрикот!
Халльгрим указал ему на солому:
– Твоё?
Парень что-то ответил на своём языке.
– От него зверем пахнет, – сказал Сигурд. –Лосем. Может, он оборотень?
Халльгрим поискал глазами Можжевельника. Но Олав, встретивего взгляд, только пожал плечами. Семь раз он бывал в здешних местах и неплохознал реку. Но не имел никаких дел с племенем ингрикот и тем более не зналязыка.
– Я подвесил бы его вверх ногами, – сказалБьёрн. – Над костром. А если брату сделается хуже…
– Помолчи, Бьёрн, – перебил Халльгрим. –Спросят тебя, тогда и посоветуешь. Давайте-ка его к свету… И пусть позовут сюдараба, которого Ас-стейнн-ки купила в Бирке!
Пленника поставили так, чтобы его освещало пламя. Он молчали больше не пытался сопротивляться, но светлые глаза люто горели из-под бровей.И уже не казалось удивительным, что он обманул бдительную стражу и почтидобрался до корабля! Это был его родной лес, а сам он родился финном и, сталобыть, колдуном. Все финны колдуны. С него станется вмиг обрасти перьями иптицей взмыть в небо! Это хорошо, что Бьёрн успел связать ему руки. Сосвязанными руками колдовать нельзя, кто же этого не знает.