Так что конверты могут быть поводом только для морального осуждения, а судьи кто? Инга слышала предания о Настоящих Советских Врачах, которые с негодованием отвергали любую благодарность больных, кроме словесной, и для которых слово «призвание» было не пустым звуком. Они шли в медицину спасать жизни, и еще неизвестно, кто кому доставлял больше счастья: врач больному, что избавил от недуга, или больной врачу, что позволил себя вылечить.

Но в жизни Инга таких рьяных последователей Гиппократа не встречала. Кажется, ближе всего к этому идеалу стоит она сама, поскольку никогда не вымогает денег. Но от «благодарственных писем», сунутых в карман ее халата при выписке, не отказывается.

Народ проклинает врачей-взяточников и не подозревает, что в подобном положении вещей виноват он сам. Не президент, не правительство, не зажравшиеся врачи, а именно народные массы.

Как, например, с полицией. Все ругают их за плохую работу, но что остается делать бедным полицейским? Допустим, жена обращается с заявлением о пропаже мужа. Встречают ее, мягко говоря, прохладно, и спасибо она должна сказать тысяче других мужей, которые напиваются до скотского состояния, где-то зависают на неделю, ничуть не заботясь о переживании женщины.

А вот если бы все сидели по домам, пропажа человека была бы действительно эксклюзивным случаем, и полицейские сразу бросились бы на поиски.

Так и у врачей. Страшна не маленькая зарплата, на нее можно прожить, а отношение людей, убежденных, что раз доктор «давал Гиппократу», то должен выполнять их малейшие капризы и молча глотать любые формы хамства.

Получается несколько странная ситуация: на работе доктор всем все должен, и в личной жизни то же самое. Когда граждане начинают разоряться про врачебный долг, святую профессию и «вы обязаны», они совершенно забывают, что разговаривают с тем самым человеком, которого обвесили в магазине, детей которого научили всякой ерунде, не дав ни толковых знаний, ни навыка написания ЕГЭ, с которого содрали кучу денег за ремонт водопроводной трубы, хотя обязаны делать это бесплатно (как вариант, сделали бесплатно, но с таким остервенением, что потом пришлось нормальным специалистам заплатить в три раза больше). И так далее…

Пока Инга размышляла на философские темы, чай ее совсем остыл.

Она сделала глоток противной тепловатой жидкости и встрепенулась. Что толку в этих пустопорожних размышлениях? Сейчас она ничем не может помочь Виктору, а завтра образуется какая-то ясность. Часам к одиннадцати Побегалов будет все досконально знать, достаточно пригласить его на кофе-брейк.

Нужно написать письмо от коллектива, завтра с утра она спросит у профсоюзного вожака, как это делается, потом можно прессу подключить… Хотя народ вряд ли поддержит.

После возвращения с Камчатки в их жизни как будто ничего не изменилось. Витя встречал ее в аэропорту с цветами, нежно целовал, волновался, как она перенесла долгий перелет.

Дома было умеренно запущено, как ни приглядывалась, Александра не увидела следов пребывания посторонней женщины. Вероятно, если бы любовница паслась здесь, к приезду жены была бы сделана генеральная уборка.

Александра легла на диван, вытянув затекшие от сидения в самолете ноги, и неожиданно подумала: лучше бы паслась. Сейчас бы приехала в чистый дом, и не пришлось бы с порога хвататься за швабру.

Она улыбалась мужу, удивляясь, как он не чувствует фальши в ее улыбке, расспрашивала его о делах, пропуская ответы мимо ушей. Оказывается, ей это совсем не интересно.

Правда, когда они стали разговаривать о Кате, равнодушие отступило, но ненадолго.

Витя стал для нее таким же объектом для обслуживания, как пылесос, например, или мультиварка. Надо держать прибор в порядке, выполнять все предписанные инструкцией требования, чтобы он хорошо работал и долго служил. Но пылесос делает уборку, мультиварка готовит, а Витя? Какой от него толк? Только что вызывает зависть подруг к ее крепкому браку.

Но ей-то самой какой прок от чужой зависти?

Как там сказала эта Витькина девка? Большая честь быть прикованной к мужику, который не может держать свой член в штанах? Ну, или что-то в этом духе. Пусть она просто хотела уязвить Александру, но зерно истины тут есть.

Александра убеждала себя, что это в ней говорит обида, пройдет время, и душа оттает.

Она боялась, что не сможет больше спать с ним, но Виктор проявил просто чудеса деликатности и нежности, и все произошло в вечер ее возвращения.

Что ж, ты вернулась к мужу, так что не капризничай, а исполняй супружеский долг, – говорила она себе, с тоской ожидая, когда долг будет погашен, – пусть тебе это нравится еще меньше, чем раньше, терпи. Или терпи любовницу.

Это состояние то ли уныния, то ли депрессии, то ли просто равнодушия никак не отразилось на ее творчестве. Александра проводила за макбуком все свободное время. Она так и не сказала мужу о своей писательской карьере, поэтому сначала стеснялась работать, когда он дома, но потом поняла, что его мало интересуют ее занятия.

Иногда она набирала в поисковике «Приключения Ани» и смотрела, как книга продается, читала отзывы. Если писали хорошее, на сердце сразу становилось тепло и уютно, наступал прилив работоспособности. А если читателю книга не нравилась, она не впадала в уныние, а начинала интенсивно размышлять, насколько он прав и как бороться с недостатком, на который он указал.

Но больше всего радости ей доставляло посещение книжных магазинов, когда можно было взять свою книгу в руки, полистать или, того лучше, спрятавшись за соседним стеллажом, наблюдать, как яркий томик смотрят другие покупатели.

«А если бы ничего этого не было? – иногда с ужасом спрашивала себя она. – Если бы Лида не сболтнула корреспонденту о моей творческой деятельности в школе? Да, если бы Аня не понравилась, и Владимир Федорович не заставил бы меня писать? Господи, страшно подумать! Пережила бы я Витькину измену, не появись у меня эта отдушина? Скорее всего, я тупо наглоталась бы снотворного или выпрыгнула из окна…»

Под влиянием этих мыслей она с очередного гонорара послала Лиде корзину фруктов и флакон ее любимых духов. Потом решила, что надо поблагодарить и корреспондента, спросила у Лиды его координаты.

Та с усилием вспомнила имя и фамилию.

– Вроде в «Комсомолке» работает, – сказала Лида неуверенно, – вообще, странный человек. Целый день у меня просидел, сожрал все печенье, душу вымотал разными вопросиками, а статья так и не вышла.

– Ну, может, в редакции забраковали, или самому не понравилось, что написал. Это же не для твоего продвижения было?

– Нет, я вообще удивилась, зачем он именно ко мне приперся про советское детство выяснять. Можно подумать, я одна в живых с тех незапамятных времен осталась. Прямо реликтом каким-то себя почувствовала.

Александра позвонила в редакцию, представившись своим писательским псевдонимом, честно сказала, что ей хотелось бы поблагодарить такого-то корреспондента, но после небольшой заминки ей ответили, что человека с подобной фамилией у них нет и не было. Но, если уважаемый автор хочет дать интервью, к ней с удовольствием командируют любого журналиста из имеющихся в наличии.