определял его как другого человека, но по законам, им же объявленным, писал его через себя. Сквозь героя просвечивает автор. При полном расхождении жизненного пути Юрия Живаго и автора читатель внимательно подбирает мелкие детали соответствия. Принадлежность к одному поколению. Писание стихов. Маленький сын от первого брака. Две женщины. Пастернак сам в письмах последних лет наталкивал на подобные сближения, заявляя, что Ольга Ивинская - Лара его романа».

Невестка Пастернака Наталья Анисимовна, жена его сына Леонида, вспоминала: «Зинаида Николаевна действительно всю жизнь посвятила Пастернаку, все было ей подконтрольно: его здоровье, режим, тишина, покой. Но ее гениальность в том, что она никогда не навязывалась ему, не влезала в его творчество, никогда не допытывалась, куда он тратит деньги, куда уходит. Это была любовь -сестринская, любовь к ближнему, она превосходила все существующие каноны - ревность, зависть».

Сама Зинаида Николаевна никогда не скрывала, что всю жизнь светила отраженным светом двух звезд, Нейгауза и Пастернака. Стоит заметить, что и Генрих Густавович, как мы уже убедились, отнюдь не хранил ей верность и до ее романа с Пастернаком. Зинаида Николаевна же впоследствии изменяла Пастернаку с ее двоюродным братом, Николаем Милитинским, прототипом Комаровского в романе, что вызвало у поэта, среди прочего, тяжелейшую депрессию в 1935 году.

Летом 1950 года сгорела дача Федина, в тушении которой Пастернак принимал деятельное участие. К зиме дачу отстроили, и Федин созвал друзей на новоселье. Среди гостей был и главный редактор «Знамени» Всеволод Вишневский, к тому времени совсем спившийся - жить ему оставались считаные недели. Писатели и на этот раз основательно выпили, и Вишневский встал и провозгласил тост за будущего настоящего советского поэта Пастернака. На хамский тост Борис Леонидович ответил очень резко, чуть ли не единственный раз в жизни публично выматерившись. Он меланхолично произнес, ковыряя вилкой салат, так, будто ничего не случилось: «Всеволод, идите в пизду!» Вишневский остолбенел с рюмкой в руке. И Пастернак на всякий случай внятно повторил: «В пизду!» Скандал как-то замяли, сославшись на то, что все участники были изрядно пьяны, но слухи о нем распространились широко. Стопроцентных подтверждений рассказанного эпизода у нас нет. Он известен нам только по мемуарам друга Пастернака драматурга Александра Гладкова, который сам никак не мог присутствовать при ссоре Пастернака с Вишневским, поскольку еще в октябре 1948 года был арестован за хранение антисоветской литературы и вернулся в Москву только в 1954 году. И сообщает он все с чужих слов, но явно не со слов самого Пастернака - вряд ли бы Борис Леонидович стал признаваться, что послал по матушке собрата-писателя, пусть и в немалых литературных чинах. Однако сама резкая реакция Пастернака на предположение в его будущей советскости в то время кажется вполне вероятной. К тому времени уже была арестована и отправлена в лагерь Ольга Ивинская, уже погиб их нерожденный ребенок. Никаких оснований любить советскую власть у поэта не было, а предположение о своей советскости он мог счесть лишь тягчайшим оскорблением.

Федин, судя по всему, на всю жизнь был напуган одним случаем, что ускорило его полную и безоговорочную капитуляцию перед советской властью. Жена сына Зинаиды Николаевны, Станислава, Галина Нейгауз вспоминала: «С возмущением рассказывал Борис Леонидович случай с Константином Александровичем Фединым. Как-то поздно вечером к даче подъехал, как его тогда называли, «черный ворон». Федину, предъявив ордер на арест (он его даже не прочел), дали двадцать минут на сборы. Жена Федина, Дора Сергеевна, дрожащими руками собрала узелок с бельем. Федин, взяв узелок, с гордым видом и высоко поднятой головой медленно направился к машине. Один из сотрудников раздраженно сказал: «Побыстрее, товарищ Ясенский!» Федин остолбенел. Прочитав ордер, он сказал: «Плохо работаете, товарищи!» - и медленно вернулся обратно. О поведении Федина Борису Леонидовичу на следующее утро подробно рассказала Дора Сергеевна, которая от одного воспоминания была вся в слезах».

В слезах наверняка был и сам Федин, прекрасно понимавший, что в другой раз могут и не перепутать. Этот случай произошел 31 июля 1937 года, в день ареста Бруно Ясенского, который так и сгинул в подвалах Лубянки. Вероятно, Пастернак помнил о пережитом Фединым ужасе и не так строго судил его за позднейшее малодушие, не порвав отношения с ним и после неблаговидной роли, сыгранной им в истории с «Доктором Живаго».

Ольга Ивинская вернулась осенью 1953-го, почти на год раньше срока, благодаря амнистии, объявленной по случаю смерти Сталина. Под эту амнистию попадали и политические узники, имевшие небольшие сроки заключения. Пастернак по-прежнему денежно поддерживал ее семейство. Летом 1954 года возобновились их свидания, слезы Зинаиды Николаевны, угрызения совести, чувство вины перед сыном.

Окружение Пастернака Ивинскую не принимало. Ольга Всеволодовна никогда не поднималась на крыльцо дома Пастернаков. Даже когда Борис Леонидович умирал, Зинаида Николаевна запретила пускать ее к нему Ольга сидела во дворе на лавочке и плакала. Но до этого было еще далеко. Летом 1955 года Ивинская переехала вслед за Пастернаками в Переделкино, сняла избушку неподалеку в деревеньке Измалково. Когда Борис Леонидович по настоянию жены выходил на вечерние прогулки, он неизменно шел к Ивинской. С тех пор свидания с Пастернаком стали более регулярными. Постепенно она взяла на себя его издательские дела, разговоры с редакторами, контроль за выплатой денег, что освобождало его от утомительных поездок в город.

Это о любви к Ивинской писал Пастернак в «Докторе Живаго»: «Они любили друг друга не из неизбежности, не «опаленные страстью», как это ложно изображают. Они любили друг друга потому, что так хотели все кругом: земля под ними, небо над их головами, облака и деревья. Их любовь нравилась окружающим еще, может быть, больше, чем им самим. Незнакомым на улице, выстраивающимся на прогулке далям, комнатам, в которых они селились и встречались».

А о том, как «любило» Ольгу Всеволодовну окружение Зинаиды Николаевны, свидетельствует, например, следующее суждение Натальи Анисимовны Пастернак, вдовы младшего сына Бориса Леонидовича, Леонида: «Что касается Ольги Ивинской, не хочу говорить ничего дурного о ней, пока не открыты архивы. По слухам, в них есть даже ее доносы на него!» Да, здесь даже закон, о мертвых или хорошо, или ничего, не действует. Ведь сказано это в 2004 году, через много лет после смерти Ивинской, когда уже были рассекречены ее оба следственных дела и было ясно, что никаких показаний ни против живого, ни против мертвого Пастернака она не дала.

А известный актер Василий Ливанов, самый лучший в мире Шерлок Холмс, недавно удостоенный за это ордена Британской империи, и сын ближайшего друга Пастернака Бориса Ливанова,