– Конечно, сделаю. – Она встает и сует ноги в туфли, тогда как я принимаюсь снимать свои коньки. – На самом деле я думаю, это будет весело. Мы должны устроить ужин у твоей мамы, а потом – десерт с моими родителями.

Ее глаза горят, а щеки пылают. Я ручаюсь, она думает, что это станет нашим первым официальным выходом в качестве пары. Это неплохая идея. Мы в любом случае должны сделать это. Я так толком и не поговорил с Оуэном. Он держался от меня подальше, а я старался не афишировать свои отношения с его сестрой перед его носом. Но в конце концов это все должно перейти на новый уровень, потому что мы уже больше не прячемся. Я хочу, чтобы все знали, мы – пара.

– Давай, – говорю я.

Элиза улыбается, и я не могу удержаться от того, чтоб не поцеловать ее в последний раз.

– Идем. У меня есть еще сюрпризы для тебя.

Она щурит на меня свои красивые серые глаза и кивает.

– Жду не дождусь.

* * *

– Ты хранил их все эти годы? – спрашивает Элиза, крутя в руках варежки ручной вязки. – Почему? Я не понимаю.

После того как мы приехали домой с ледовой арены, я провел ее в свою спальню и посадил на край кровати. Затем порылся в гардеробной, пока не нашел коробку, помеченную как «Дом». Я хотел показать ей кое-что, что хранил все эти годы. Варежки, которые она связала для меня, были разные и все время спадали, но я все равно любил их. Одна варежка была серо-голубой, другая – серо-фиолетовой. У нее кончилась голубая пряжа, она говорила, что тогда фиолетовый был ее любимым цветом. Элизе было тринадцать. Мне только исполнилось семнадцать, когда она подарила их мне на Рождество. Это был сложный год. Я уехал от матери к отцу, надеясь, что там мне будет лучше, только надежды мои не оправдались. Мой отец завел новую семью с женщиной, которую едва знал, а я напоминал ему о прошлом.

– Ты связала их для меня. Конечно, я сохранил их.

Она улыбается мне и примеряет их, шевеля пальцами.

– Я рада, что бросила вязание. Они ужасны.

Хотя вязка действительно не была такой плотной, чтобы защитить от холода, они не были ужасными. Элиза провела много часов, работая над ними. Бережно создавая их собственными руками. Это много значило для меня.

– Я люблю тебя, – говорю я, стягивая с нее обе варежки и откладывая их в сторону.

Элиза падает назад на подушки и притягивает меня сверху. Мне нравится, как она уверена в себе, как несложно ей проявлять инициативу в сексе.

Она раздвигает ноги, и я устраиваюсь между ними, слегка потирая свое жесткое тело о ее, мягкое.

– Прошу, не обижай меня, – шепчет она, ее дыхание трепещет у моих губ.

Я беру ее лицо в свои ладони, и сердце у меня сжимается, когда я встречаю ее обеспокоенный серый взгляд.

– Я ужасно сожалею, что обижал тебя раньше. Клянусь, я лишь пытался защитить тебя.

– От чего? – бормочет она.

– От себя.

Элиза подносит кончики пальцев к моим губам и прикасается к ним, прежде чем потянуться за легким поцелуем.

– Тебе не нужно этого делать. Я большая девочка. Я знаю, чего хочу.

Я чуть сдвигаюсь, чтобы дать место своему эрегированному члену, зажатому между нами.

– Да? И чего же ты хочешь?

Не говоря больше ни слова, она протягивает руку между нами, гладя меня через штаны, дразня, крепко сжимая в кулаке.

– Это. Тебя. Все.

Я вздыхаю и вновь нахожу ее губы, захватывая их в долгом поцелуе, прежде чем, наконец, отстраниться.

– Я твой. Всем сердцем. Думаю, я всегда был твоим.

Она улыбается моему признанию, а потом время для разговоров заканчивается, потому что она запускает руку под резинку моих боксеров и поглаживает меня длинными, ленивыми движениями, которые заставляют меня тихо застонать ей в губы.

Я никогда в своей жизни не издавал звуков во время секса. Никогда не испускал стонов, рыков или чего-то подобного. Можно сказать, я принадлежал к выдержанному, молчаливому типу, но с Элизой все иначе. Я не могу контролировать свои эмоции, когда она рядом, и, очевидно, это распространяется и на секс тоже. Я поощряю ее нежным подбадриванием и издаю стон, когда она заставляет меня кончить, и общаюсь как словами, так и вздохами, чтобы дать ей понять, когда что-нибудь ощущается особенно приятно.

Толкаясь в ее кулак, я запутываюсь пальцами в ее волосах и стону, когда ее рука снова идет вниз.

– Ты – это слишком. Ты знаешь это?

Она качает головой.

– Никогда не бывает слишком. А теперь поцелуй меня.

И я целую. Много.

И как бы ни было легко потеряться в ней в этот момент, часть меня все еще осознает, что Оуэн может вернуться домой в любую минуту, и последнее, что ему надо слышать, это как мы с его сестрой занимаемся сексом.

Мы и так уже много раз рисковали.

Я чуть подвигаюсь в постели, чтобы лечь на бок, глядя ей в лицо. Вынув ее руку из боксеров, я целую ее запястье, тогда как она притворно дуется. По крайней мере, я думаю, что она притворяется.

– Как бы мне ни нравилось это… у меня есть еще планы.

Она криво усмехается, глядя на меня.

– Хочешь поднять ставки?

– С тобой? – Я вскидываю бровь. – Всегда.

Элиза тихо смеется.

– Как я могу отказать?

Я наклоняюсь ближе и целомудренно целую ее в губы.

– Ты шутишь? Прежде всего, я понятия не имею, как мне удалось уговорить тебя пойти на свидание. Я чувствую себя так, будто выиграл в гребаной лотерее.

Снова рассмеявшись, она обнимает меня руками за шею, притягивая для медленного, сладкого поцелуя. Но вскоре мое тело думает уже о другом, и я жажду больше, углубляя наш поцелуй и лаская каждый обнаженный дюйм ее кожи, который вижу.

– Детка, – хнычу я, а мой член изнемогает у меня в боксерах. – Раздевайся.

– Прекрати хныкать, большой мальчик. – Она поднимается на коленях с дразнящей ухмылкой и стягивает футболку через голову.

Затем я расстегиваю ее бюстгальтер и бросаю его на край постели.

– Так-то лучше, – выдыхаю я при виде нее. Я уже говорил, что стал более разговорчивым в постели? Я с трудом узнаю себя. Хвалю, сыплю комплиментами, даю ей знать, когда мне что-то нравится. Теперь все происходит так естественно. Почти пугает, как естественно это ощущается, и часть меня боится, что я все испорчу… испорчу наши отношения, если буду слишком зацикливаться на том, как все идеально.

Так что вместо этого я делаю то, что у меня получается лучше и сосредотачиваюсь на том, чтобы любить мою девочку. Что, как оказывается, выходит у меня довольно естественно.

Джастин