– Филипп Георгиевич, может, вам нужно помочь?

Он замер и посмотрел так, словно напрочь забыл о моем присутствии. Но благодушие тут же вернулось на его физиономию, он небрежно махнул рукой в мою сторону, чуть не свалив со стола держатель с пробиркой, поймал его в последний момент и невозмутимо сказал:

– Спасибо, Елизавета Дмитриевна, пока не надо. Потом что-нибудь сделаете. Читайте пока.

В результате я просидела над книгой до вечера. Правда, безрезультатно: никаких указаний не нашла. Признаться, в глубине души рассчитывала, что именно родственная кровь позволит углядеть нечто, недоступное другим. Не зря же говорят, что кровь не водица? Оставалось надеяться, что она проявит себя по-другому, поскольку в этом вопросе от нее прока не было.

Мой уход Тимофеев отметил легким кивком, не отрываясь от замеров. Ужасно хотелось расспросить, что он делает, но, поскольку он поместил один артефакт в другой, от которого почти не отрывал взгляда, даже строчил почти на ощупь на листе какие-то цифры и символы, было понятно, что проявление научного интереса сейчас неуместно. Но если бы не занятия, я бы осталась и непременно расспросила по окончании опыта, что он делает, потому что второй артефакт явно представлял собой нечто для первичного испытания целительских.

В этот раз на занятиях Полины Аркадьевны не было. Сомневаюсь, что до нее удалось донести их бессмысленность, скорее, она уверилась, что сам факт оплаты даст ей вскоре вожделенную магию. Или решила, что с ее талантами ничего страшного не случится, пропусти она одно занятие или даже больше. В любом случае ее отсутствие никого не обеспокоило и отзанимались мы, спокойно отрабатывая указанные техники. А то, что преподаватель пару раз вздрогнул при звуке открывающейся двери, так у каждой профессии свои риски.

Жаль, но по вопросу аурного зрения опять не удалось получить консультацию, потому что в конце занятия преподаватель заявил, что опаздывает и не может уделить никому даже минуты своего драгоценного времени. Убегал он и в самом деле так, словно за ним гналась толпа крэгов. Я было расстроилась, но вспомнила, как Филипп Георгиевич меня осматривал на предмет влияния магии темных артефактов, и решила, что про ауры можно поспрашивать и у него. Или хотя бы узнать, что можно почитать.

День оказался достаточно насыщенным, так что я в полной мере ощутила усталость, когда возвращалась домой. Казалось, что единственное, на что я сейчас способна, – добраться до кровати и уснуть. Разве что еще по пути что-нибудь перехватить, чтобы уж совсем на голодный желудок не ложиться. Но когда я вошла в квартиру, меня словно ключевой водой окатило, поскольку в гостиной с видом хозяйки дома расположилась Рысьина.

– Заставляешь себя ждать, Лиза, – обвиняюще буркнула она.

– У меня работа и занятия, – напомнила я на случай, если родственница забыла. С возрастом память ухудшается, от повторения лишний раз меня не убудет, а все акценты в нашем разговоре будут расставлены правильно.

– Ты уже наработала, – фыркнула Рысьина. – Зачем тебе Звягинцев?

– Нужна срочная консультация. Это касается того дела, по которому мы с вами никак не придем к компромиссу. Кстати, от квартиры в Ильинске что-нибудь осталось?

То, как княгиня на меня глянула, чуть оскалившись и зашипев, прекрасно подтвердило мою уверенность в том, что в квартире ничего найти не удалось.

– Возможна консультация с любым другим целителем, рангом не ниже Звягинцева, – игнорируя вопрос про квартиру, предложила княгиня.

– На этот вопрос может ответить только Владимир Викентьевич, – возразила я.

– Ты уверена? – Княжеская улыбка не сулила ничего хорошего целителю.

– Нет, не уверена. Но уверена, что лишние уши не нужны в столь деликатном деле. Чем меньше человек вовлечено, тем лучше, вы согласны?

– Положим, – неохотно ответила княгиня.

– Тогда зачем привлекать целителя со стороны, если есть тот, кто уже в курсе наших проблем?

– Положим, ты права, – так же неохотно продолжила княгиня. – Но ты так мне и не ответила, зачем тебе нужен целитель.

– Разве не ответила? Разумеется, для консультации.

Я понимала, что ее злю, но ничего не могла с собой поделать, поскольку она меня злила тоже.

– Лиза… – прошипела любящая бабушка.

– У вас свои секреты, у меня свои, – радостно ответила я ей.

– А ты хваткая барышня, – неожиданно бросила Рысьина. – Только я не уверена, что клану стоит поддержать твои притязания.

– Притязания на что? – уточнила я. Может, и напрасно, поскольку до сих пор Рысьины мои притязания ни на что не поддерживали.

– Нам пришла официальная бумага из императорской канцелярии о том, что девица Елизавета Рысьина находится под особым контролем императорской семьи и ее брак не может быть заключен в обход императора, – сказала, как выплюнула, Рысьина.

Столько неприязни мне раньше не доводилось видеть, притом что довольство лицо княгини посещало весьма редко, а злость – напротив. Еще было странно, что неприязнь в этот раз была направлена не на меня, а на тех, кто запретил ей распоряжаться моей жизнью. У меня же чувства были смешанными: от Рысьиных меня худо-бедно защитили и внезапный брак с каким-нибудь Бобровым мне теперь не грозит, но уж больно извращенным способом это было проделано. Куда проще было бы написать официальное письмо с четким указанием, с кем должна быть заключена помолвка. И теперь по всему выходит, что мы с Николаем должны обращаться за разрешением к императору? Похоже, помолвка мне в ближайшее время не светит…

– Михаил Александрович пообещал похлопотать за нас с Николаем перед вами, – ответила я, стараясь не показать своего разочарования результатом этих хлопот.

– За вас с Николаем? – Княгиня расхохоталась, встала с дивана, прогнувшись, как отдохнувшая кошка, и небрежно бросила на стол пачку газет, которые до этого лежали у нее на коленях. – Блажен, кто верует. Почитай на досуге. Будет тебе Звягинцев завтра. В утешение.

Она ушла, а я ухватилась за газеты, силясь понять, на что намекает Рысьина. Долго думать не пришлось. Вряд ли она впечатлилась моим героическим спасением Львова. Да, статей об этом хватало, куда уж без них, и среди иллюстрирующих фотографий не было ни одной, где была бы в кадре Софья Данииловна. Зато тех, где я стою рядом с цесаревичем или сижу на полу рядом с ним же, – предостаточно. И выглядело это так, что даже самый недогадливый понял бы: между мной и цесаревичем что-то есть.

Но если бы дело было только в этом, я бы пережила. С каждой развернутой газетой мое настроение падало все ниже и ниже, пока окончательно не угнездилось где-то под полом. Да что там под полом? Глубоко-глубоко под землей.

Почти в каждой газете была статья,