– Что, обгадился, нохча? – просвистел срывающийся от ненависти шепот, и в следующее мгновение Бегоев полетел вниз по скользким от дождя кафельным ступенькам.

Руслан почти упал, но быстро оттолкнулся пальцами от пола и сбежал на несколько ступенек, стараясь сохранить равновесие.

Квасов догнал противника и снова толкнул. Цепляясь за кафельный бордюр, Руслан устоял и даже предпринял попытку прорваться наверх – безуспешную попытку.

Квасов, оскалившись, нанес удар – в грудь.

Точно таким ударом после демобилизации Квасов проломил одному неудачнику грудную клетку и дал себе слово не применять боевые навыки против мирняка, но сейчас – сейчас он имеет дело не с мирняком, нет, сейчас перед ним враг.

Руслан упал и скатился на нижнюю площадку.

Квасов подождал, пока парень поднимется, и вальяжно спустился к нему.

Теперь оба стояли перед наглухо закрытой дверью в магазин.

Увидеть, что происходит в углублении, можно было, только если подойти совсем близко: козырек и глубина спуска скрывали происходящее от случайных свидетелей.

Расчет Квасова был простым и верным: объявление о ремонте – его нечаянный заступник и покровитель, укроет от всевозможных ненужных эксцессов. Ему никто не помешает.

Никто не помешает увеличить счет.

Каждый мускул, каждый нерв в организме подчинялся воле Антона – ни с чем не сравнимое наслаждение, доступное избранным. Он, Квасов Антон, и есть избранный. Его избрала судьба, оставив жить.

Глаз наметил точку на теле жертвы – замок от молнии, прямо под полудетским упрямым подбородком. Бить надо туда – в кадык, свалить одним ударом. Вложить всю ненависть и взращенную за много месяцев жажду мести.

Глаз спокойно примерялся к траектории движения, рука несуетливо и послушно вспоминала отработанные годами навыки.

«Уничтожь врага», – отдал команду мозг.

– Руслан! – где-то наверху взметнулся Симкин крик. – Руслан!

Квасов так и не смог понять, что произошло в следующий момент.

Он услышал отчетливый голос: «Первая мысль – уничтожить. Это я поняла. Вторая-то мысль придет или нет? Вот что хотелось бы услышать».

Вторая мысль… Вторая мысль?

Призрак коммунистки-писательницы из сто седьмой квартиры возник из воздуха и заслонил помертвевшего от страха Руслана.

Квасов даже потряс головой, стараясь вернуть себе ясность мыслей. У старухи был скрипучий старческий голос, а этот – нежный и молодой.

Неужели он спятил? Конечно, спятил, если этот нохча все еще дышит.

– Русла-а-ан! – совсем близко надрывалась Сима.

Антон одной рукой сдавил горло противнику, слегка встряхнул и чужим от ярости голосом прохрипел:

– Слушай, ты, контрацептив, мне вальнуть тебя – как нефиг делать. Запомни: еще раз увижу где-то поблизости – совершу обрезание, и больше ты, сучонок, не сможешь не то что наших баб топтать, вообще никаких. Никогда. Кивни, если понял.

– Понял, – прохрипел Бегоев, тщетно пытаясь вырваться из стальных пальцев.

Антон с отвращением оттолкнул от себя зеленого героя-любовника, вытер руки о камуфляжные штаны и, сутулясь, выбрался наверх.

Сима вывела «ситроен» со стоянки, похвалив себя за четко выполненный маневр, подрулила к подъезду и огляделась.

Сколько она отсутствовала? Минут семь. Неужели так трудно подождать? Ведь договорились же, что Руслан останется возле дома во избежание случайных встреч с доблестной милицией.

Руслан как в воду канул.

Недоумевая, Симка объехала дом по кругу и поставила «ситроен» на углу для удобства обозрения местности.

Руслана не оказалось ни за домом, ни в соседнем дворе – вообще нигде не оказалось.

В голове роились разные мысли: не захотел, чтобы она провожала? Или его опять загребли в участок?

Понося мужскую логику и верность данному слову, Сима вышла из машины и постояла, понимая всю бессмысленность каких-либо действий. Зачем искать человека, который не хочет быть найденным?

Однако, подчиняясь сердцу, а не рассудку, вбежала в подъезд и позвала Руслана, послушала эхо и позвала еще раз – с тем же успехом можно было обращаться к ореховому дереву напротив дома.

Выбежав из подъезда, Симка рысью припустила в другой конец двора и снова позвала – с тем же успехом: голос бессильно бился о глухие стены домов и слепые оконные стекла.

Руслан не откликался.

После короткого перерыва опять начинался дождь, какая-то мамочка с коляской оглянулась на мечущуюся Симу.

Все верно, она выглядит как мать, потерявшая ребенка. Серафима разозлилась: Руслан все-таки не дитя, он не мог потеряться. И она не его мама – вот что главное.

Смирившись с тем, что любимый смылся, не прощаясь, по-английски, Симка решила вернуться домой, и в этот момент увидела Бегоева – он появился из-за угла дома и шел по узкой асфальтовой полосе под балконами первого этажа.

– Где тебя носит? – взорвалась Симка и только тогда рассмотрела вчерашнего любовника.

Первое, что приходило в голову: Руслан в одиночку убил дракона, переправился через бурную речку и пересек заколдованный лес.

– Поехали, – не глядя на Симу, замогильным голосом попросил Руслан.

– Поехали, – растерянно кивнула Сима, возвращаясь к «ситроену», – у тебя куртка грязная. И джинсы. Ты где был?

Руслан не ответил и молчал до самого вокзала, и Симу не покидало чувство, что она везет случайного попутчика, которого подобрала на обочине. Сравнение показалось точным и обидным. Руслан и был попутчиком: сейчас сойдет на нужной ему остановке и поминай как звали.

Правы оказались все, начиная с усатой киоскерши и кончая Наиной. Все говорили, что ничего не выйдет, что разница слишком большая.

В чем разница-то? «Да во всем, – отвечала себе Сима голосом Наины – оппонента и гуру, – в возрасте хотя бы».

Сима никого не слушала и вот теперь везет Руслана на вокзал и даже не ждет никаких объяснений. А очень бы хотелось послушать хоть какие-то, пусть самые нелепые. Например, что они не могут быть вместе, потому что у них разная группа крови. Или потому что Русик не выносит картошку, а Симка обожает, особенно жареную. Ну должно же быть хоть какое-то объяснение всему этому сумасшествию!

На проходящий поезд они едва успевали, и у них с Русланом оставались считаные минуты, чтобы расставить точки над i.

– Что случилось, пока ты меня ждал? – замерев на последнем перед привокзальной площадью светофоре, спросила Сима. Последний светофор – это последняя возможность услышать тихий голос с рвущим душу акцентом и, если повезет, докопаться до истины.

– Я понял, что я здесь чужой.