— Ладно, хватит болтать, пошли, — сказал Смит.

Возле запертых на ночь ремонтных мастерских на ящиках под навесом сидела довольно шумная компания пестро одетых людей разного возраста. Они выпивали, то и дело чокаясь пластиковыми стаканами, и что-то громко обсуждали, похохатывая и разражаясь выкриками. А чуть поодаль на ступеньках под фонарем сидел пожилой мужчина в изрядно потрепанном светлом костюме, черной рубашке и светлой шляпе и читал книгу. У его ног лежала породистая узкомордая овчарка.

— Подойдем к этому человеку, — тихо сказал Смит.

Но едва он сделал несколько шагов, как собака вскочила и зарычала.

— Уйми свою псину, Боб! — тут же выкрикнул кто-то из компании.

— Тихо, тихо, Лэсли, свои, — проговорил мужчина, которого назвали Бобом, отрываясь от книги и нежно поглаживая собаку по загривку.

Он взглянул на Смита и, прежде чем закрыть аккуратно завернутую в газету книгу, положил в нее закладку.

— Сторожи, Лэсли! — наказал он собаке, и та послушно улеглась у оставленного им возле фонаря небольшого рюкзачка с книгой наверху.

— Здравствуйте, — поспешил поздороваться с ним Смит.

— Здравствуйте, чему обязан? — спросил Боб, окидывая Смита и Федора оценивающим взглядом.

— Мы представители благотворительной организации… — начал мистер Смит, на ходу подыскивая подходящие слова.

Боб прислушался, а потом сказал на чистом английском:

— Вы, наверное, американцы? Говорите по-английски, я понимаю.

— Он говорит по-английски! — радостно сообщил Смит стоящему чуть поодаль Федору.

— А ваш друг, он что, по-английски не понимает? — спросил Боб.

— Увы! — отозвался Федор.

— Тогда я вынужден буду говорить по-русски, — аккуратно выговаривая каждое слово, с расстановкой проговорил мужчина и, приподняв шляпу, представился: — Боб.

— Очень приятно, — кивнул Смит и продолжил: — Мы представляем международную благотворительную организацию «Протяни руку помощи», мы помогаем всем нуждающимся и сегодня хотели бы вас угостить ужином. У нас есть две порции. Вы можете пригласить на ужин своего друга.

— Спасибо, — вежливо поклонился Боб, забирая порции, и, понюхав, отметил: — Куриные котлеты. Я изредка позволяю себе поужинать в нашем ресторане. Куриные котлеты они готовят отменно. Лэсли, мы с тобой сегодня не будем голодными! — радостно произнес он. — Это наши друзья, Лэсли!

Собака тут же подбежала к Бобу и, жалобно поскуливая, принялась тереться о его ноги.

— Я, с вашего разрешения, одну порцию отдам моей лучшей подруге — Лэсли. А второй я угощу свою Королеву. Обычно она меня подкармливает, но сегодня мы с ней организуем царский ужин при свечах. Я буду читать стихи.

— Вы пишете стихи? — уточнил мистер Смит.

— Да. Я пишу стихи и даже поэмы. И как только у меня появятся деньги, обязательно их издам.

Боб аккуратно развернул лоток с едой и поставил перед собакой. Лэсли понюхала и, помотав хвостом, вопросительно посмотрела на Боба. Тот взял котлету и, разломив, положил ей в рот. Лэсли разжевала и фыркнула, но с удовольствием доела все, что оставалось в лотке, и потянулась ко второму, который Боб спрятал в рюкзак.

— Э, нет, — покачал тот головой. — Добавка есть, но не про твою честь! Это для нас с моей Королевой.

Лэсли недовольно заворчала и улеглась отдыхать.

— Давай подождем немного, — тихонько шепнул на ухо Федору Смит. — Чтобы точно узнать, кто съел котлеты. Поговори с ним.

Федор взял завернутую в газету книгу и, открыв первую страницу, удивленно присвистнул:

— Гёте. «Фауст». Вы читаете Гёте?

— А почему Боб не может читать Гёте? Это мой любимый поэт. К тому же открою секрет, мою Королеву зовут Маргаритой, как у Фауста. Я вас с ней обязательно познакомлю. — гордо ответил Боб.

— А почему вы не веселитесь вместе со всеми? — поинтересовался Федор, кивнув в сторону шумной компании привокзальных жителей.

Боб вдруг встал в позу, поправил шляпу и торжественно прочитал:

Как ум того еще в надежде бродит,

Кто вечно возится в гнили пустой,

Сокровищ ищет жадною рукой

И рад, что дождевых червей находит!

И мог звучать подобный голос в час,

Когда кругом витали духов тени.

Но ах! — благодарю на этот раз,

Несчастнейший из всех земных творений!

Я из отчаянья был вырван в миг,

Когда мой разум словно разрывался.

Ах, призрак был столь демонски велик,

Что карликом себе я уж казался.

Я образ божества, кто лик клонил

К зерцалу истины, кто в миг чудесный,

Дышал в лучах и в светлости небесной

И отрешен от земнородных был;

Кто больше ангелов искал в мечтах

В состав природы влиться духом властным,

Творя, стать жизни божеской причастным, —

Как я наказан в том порыве страстном:

Громовым словом я повержен в прах!

Нет, я тебе не смею быть подобен.

Тебя привлечь, заклясть я был способен,

Но был не в силах удержать в руках.

Я был в миг дивный необъятно

Столь мал и столь велик собой!

Ты грозно вверг меня обратно

В удел безвестности людской.

Научит кто? Чем грозны дали?

Мечты я должен ли задуть?

Ах, самые дела, как наши все печали,

Нам заграждают в жизни путь.

Небесное, к чему нага дух стремится,

Все дальше, дальше гонится земным;

Когда житейских благ нам удалось добиться,

Мы лучшее обманом, тенью мним…

Боб читал так громко, что, похоже, прислушались даже шумные соседи по привокзальной жизни. Потому что, как только он чуть примолк, оттуда раздались аплодисменты и крики:

— Браво! Браво, Артист!

— И правда здорово! Спасибо! — улыбнулся Федор и спросил: — А почему они называют вас артистом?

— Это правда, чистая правда… — скромно опустив глаза, вздохнул Боб. — Я долгое время служил в театре. Я сыграл много разных ролей, но потом жизнь повернулась ко мне, как говорится, задом… Но нет худа без добра. Зато я встретил Маргариту Васильевну. Мою Маргариту.