хорошо и надежно – раскурочивали и все равно растаскивали. Милицейской службы по борьбе с хищениями социалистической собственности (знаменитой БХСС) еще и в помине не существовало – вот народишко и резвился во всю прыть. Представьте, что должен был чувствовать Сталин, видя, как едва-едва начавшая отстраиваться ценой колоссальных жертв и труда страна буквально на глазах растаскивается сонмищем несунов и воришек – вертких как мыши и таких же ненасытных.

Как это все можно было остановить? Взывать к сознательности? Произносить пламенные речи, пытаясь усовестить и пристыдить? Вдалбливать людям в голову простейшую истину о том, что совершая кражи у Советского государства, они, по сути, обворовывают самих себя? Все это делалось – да вот только без толку. При этом стоит учитывать, что слова Сталина о том, что за массовым разворовыванием народного добра во многих случаях стояли настоящие враги советской власти, превращавшие таким образом обычные вроде бы кражи в натуральные экономические диверсии, со счетов тоже сбрасывать не стоит. Вы думаете, подпольный миллионер Корейко, с огромным талантом изображенный Ильфом и Петровым в их бессмертном «Золотом теленке», сказочно разбогатевший как раз на хищениях социалистической собственности – фигура насквозь вымышленная? Как бы не так! Сомневающимся напомню, что один из авторов – Евгений Петров в свое время успел на славу потрудиться в одесском уголовном розыске и, можно не сомневаться, на подобных типусов насмотрелся вдоволь. Воровали чуть ли не все – впрочем, каждый по собственным мотивам.

Увы, отбросив в сторону прекраснодушную сентиментальность и столь любимые нашими либералами, простите, розовые сопли, приходится признать – остановить творившийся в стране бардак на тот момент можно было только самыми жестокими методами. Людям была необходима встряска, после которой они бы поняли – воровать выйдет себе дороже. У Сталина и прочих руководителей СССР попросту не было времени на то, чтобы выправлять ситуацию постепенно, без резких движений и перегибов. Они и рубанули с плеча, наотмашь. А вот то, что случилось дальше – вина уже никак не Иосифа Виссарионовича. На юридическом языке подобные выверты (о природе которых я уже достаточно сказал выше) называются «эксцесс исполнителя». Дорвавшиеся до безграничных, фактически карательных возможностей, судьи принялись штамповать расстрельные приговоры с таким же точно усердием, с которым они же год-два назад отпускали на свободу явных преступников. Но, что характерно, украинские «народные печальники», плетущие что-то о «150 тысячах осужденных только в первый год действия закона», врут напропалую! В реальности дело обстояло совершенно по-другому.

Вот вам настоящие цифры: за период с 1932 по 1939 год всего по «закону о колосках» осуждено было чуть больше 180 тысяч человек. За семь лет – никак не за год! Впрочем, само по себе количество тех, кому сгоряча «впаяли по полной», ссылаясь на все то же постановление, тоже совершенно не показательно. Почему? Да потому, что увидев, с каким азартом клепаются на его основании обвинительные, в том числе и смертные приговоры, в Кремле буквально схватились за голову! Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) и дублировавшее его постановление Президиума ЦИК, требовавшие немедля прекратить развернутую от дурного усердия кампанию по расправе над правыми и виноватыми, появились уже в феврале-марте 1933 года. В них самым жестоким образом предписывалось вообще не привлекать к суду тех, кто совершил действительно мелкие, незначительные хищения. Тем более бедолаг, сделавших это «от нужды или по несознательности». Подействовало – но далеко не на всех. Как известно, набравший обороты маховик остановить не так-то просто. Однако даже на этом этапе никаких «массовых казней» и близко не наблюдалось.

Статистикой по УССР, уж извините, не располагаю, однако в имевшей гораздо большую территорию и, соответственно, население Российской Федерации к началу 1933 года смертные приговоры получили лишь 3,5 % осужденных по «закону о колосках». «Десятку» схлопотали где-то 60 процентов. Остальные, угодившие под суд, в основном отделались наказанием, вообще не связанным с лишением свободы. В конкретных цифрах это выглядело так: около 3 тысяч смертных приговоров на всю Россию. Однако в исполнение были приведены… менее тысячи из них! Едва ли не половину отменил Верховный суд РСФСР, еще большее количество осужденных были помилованы решениями Президиума ЦИК. Однако и это в руководстве страны сочли слишком крутыми мерами – на разбушевавшихся законников обрушился с уничтожающей критикой не кто иной, как Генеральный прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский. Именно его наши главой скорбные «правозащитники» прямо-таки обожают выставлять по всякому поводу «сталинским палачом» и вообще чуть ли не исчадием ада. На самом же деле этот человек все время своего пребывания на посту главного контролера за исполнением социалистической законности как раз и пытался бороться с многочисленными перекосами, перегибами и перехлестами, которые допускали в СССР вошедшие в раж его коллеги-юристы.

Обобщив реальное правоприменение постановления об охране социалистической собственности, Вышинский в конце 1935 года обращается с соответствующей докладной запиской в ЦИК, Совнарком и, конечно – ЦК партии. Он требует не просто прекратить его «огульное применение», но и, страшно сказать – пересмотреть большую часть уже вынесенных приговоров, как несправедливых и слишком жестоких! Более того – неугомонный прокурор выступает с разгромной статьей на эту тему в газете «Правда», официальном органе (если кто забыл) ЦК ВКП(б). Примеры, которые он приводит при этом, способны были бы довести до гомерического хохота, если бы речь не шла об изломанных человеческих судьбах. Парню впаяли десять лет лагерей за то, что он, охальник, «ночью баловал в колхозном овине с девушками» (не с одной, заметьте!), чем было… «причинено беспокойство поросенку, принадлежащему колхозу»! Да, дороговато обошлись продвинутые эротические утехи колхозному Казанове… Другой его товарищ по несчастью изобидел порося (колхозное опять-таки, не частнособственническое!) более радикальным способом – шандарахнул каменюкой, в результате чего свинка получила «некоторые телесные повреждения». В лагеря его, мерзавца!

По все той же сакраментальной «десятке» получили колхозный учетчик и воловщик (погонщик волов). Первый оставил на воздухе сельхозинвентарь, проявив «преступную небрежность», второй – выпустил скот не вовремя на улицу, в результате чего один из волов сломал ногу, и его пришлось зарезать… Государственные преступления, не иначе! Все эти приговоры Вышинский приводил в качестве особо вопиющего головотяпства, уже выявленного вышестоящими органами, пересмотренного и отмененного – причем с последующим снятием с должностей вынесших их судей, как совершенно непригодных профессионально. Подобную «правоприменительную практику» Генеральный прокурор именовал не иначе, как «левацким извращением», из-за которого людей, совершивших совершенно незначительные правонарушения, «начали подводить под классового врага».

На дворе в СССР вроде бы махровый тоталитаризм и жуткая диктатура – а он вон что вытворяет! Лупит советские органы юстиции за их дурное усердие,