Единственным упоминанием о «холодных бусах» Деана поставила под вопрос право этой женщины носить белый пояс.

Отчего нет? Она тосковала по звону стали.

Улыбнулась и положила ладони на рукоятях сабель.

Старшая иссарам только кивнула слегка, неспешно отложила на землю колчан и лук.

— Ты права. Я согрешила гордыней, называя тебя девушкой, словно ты моя младшая, глуповатая родственница. Если половина из того что говорят о твоем поединке, правда, то я должна бы отрезать свой глупый язык. Но теперь, — она подняла копье, и оно превратилось в свистящий круг над ее головой, — слова уже вылетели, а я не стану их ловить и глотать назад. Проверим себя?

Деана почувствовала радостный ропот крови в висках. Транс был рядом, ждал вызова, словно старый друг. Рукояти талъхеров, казалось, постанывали от прикосновения ее ладоней. Но оставалось еще одно дело.

— Я ношу под сердцем дитя.

— Знаю. Буду стараться не задеть твой живот. А ты, если можно, не задень мое лицо. До этого времени я не заработала на него шрама и предпочла бы, чтобы так и осталось.

— Хор…

Расх прыгнула к Деане, а копье ее описало круг и выстрелило вперед, словно атакующая змея.

Сабли Госпожи Пламени оказались в ее руках раньше, чем противница сделала два шага. Левый тальхер легко огладил наконечник копья, ровно настолько, чтобы отбить его в сторону, правый приготовился к блоку, потому что эта предсказуемая атака должна была скрывать хитрость.

Скрывала. Второй конец копья ударил снизу, целясь в колено Деаны. Шаг назад, и еще один, когда наконечник ринулся к ее лицу — она почувствовала тень веселья, в конце концов, они ведь условились, что будут стараться не задеть лицо только одной из них, и сконцентрировалась.

Транс пришел, она сама не поняла когда. Вдруг перестала чувствовать тяжесть сабель в руках, шершавую неровность камня площадки, сопротивление, какое обычно ощущает тело, если заставить его экстремально напрягаться. Она превратилась в воду, в ветер. Плыла и летела.

И потому заметила, что ее противница тоже потянулась за кхаан’с.

Должна была почувствовать нечто вроде гордости: если старший, более опытный мастер призывает транс битвы почти одновременно с тобой, это значит, что он уважает и ценит твои умения, что признает тебя равным себе, несмотря на преимущества возраста и большее число проведенных боев. Но для гордости будет время позже, сейчас остается лишь бой, удар за ударом, уклонение за уклонением. Быстрее! Еще быстрее! Сократить дистанцию! Копье в шесть футов — это оружие, позволяющее держать противника на расстоянии, дающее преимущество даже в поединке с тем, кто вооружен гресфом — двуручным мечом для боя с конницей, а потому короткие сабли Деаны должны быть быстры, а ей нужно подступить вперед, атаковать, она не может позволить противнице оторваться от нее и отскочить.

Еще быстрее!

Старшая воительница отбивала все удары: снизу, сверху, косые. Ее копье, хотя и тяжелое, в клепках под самый наконечник, танцевало легко, словно тростинка. Несколько минут обе они выглядели словно окруженные прозрачными завесами: Деана — серебрящейся холодной сталью, Расх — матовой, словно дерево, из которого было выполнено древко ее оружия, — и только сопровождавший их быстрый металлический лязг сообщал всем вокруг, что это не игра и не фокусы, но настоящий бой.

Деана улыбалась под экхааром, так широко, как не улыбалась уже много дней, наполненных попытками взять под контроль хаос в княжестве и опекой над Лавенересом. А поскольку транс кхаан’с несет собственные дары, а один из них — лучшее понимание противника, она не сомневалась, что старшая воительница улыбается тоже. Обоим им это было необходимо: одной — чтобы позабыть о проблемах, второй — чтобы вспомнить, каково оно — стоять против достойного противника и доказывать, что ты на это способна, пусть бы и самой себе.

И обе одновременно поняли, что Деана выиграет этот поединок. Она была в два раза моложе, быстрее и более выносливой, к тому же беременна в то время, когда тело ее достигло пика своих возможностей, а опыт старшей воительницы не мог не обращать внимания на эти преимущества. Через миг Деана сломает защиту и ее тальхеры попробуют крови.

Хватит.

Она прервала атаку в тот самый миг, когда ее противница отскочила, деряса копье в защитной позиции. Деана тоже отступила на два шага и спрятала сабли в ножны. На удар-другой сердца, пока транс еще не успел ее отпустить, она видела все с удвоенным вниманием, отмечала цвет камешков на площади, лазурь воды в прудике, выражающее больше, чем тысяча слов, удивление, почти ощутимо исходящее от Амвер, дочери Павалии, и Бахмери с’Таллар.

Будут рассказывать об этом и через двадцать лет.

— Прости мне мои слова, мастер. — Деана склонила голову перед Расх и’Ванну. — Ты — багровая смерть, греющаяся на песке.

Та коротко отсалютовала оружием, а потом обернула копье и воткнула его энергично в землю. Было видно, что она тяжело дышит, но Деана знала, что она все еще улыбается.

— Тальхеры любят тебя, — выдохнула та. — Прошло уже немало времени с тех пор, когда кто-то заставлял меня так защищаться.

Комплимент требовал вежливого ответа.

— Прошло немало времени с тех пор, пока я не сумела сломать чью-то защиту. Примешь ли ты мое предложение? Станешь ли стражницей моего дома? И учительницей?

— Учительницей? — Расх коротко, резко рассмеялась. — Хочешь, чтобы я тебя учила? Тебя?

Деана покачала головой.

— Не меня. Но уверяю, я найду тебе много внимательных учениц. И вам тоже, — обратилась она к оставшимся. — Если только заключим договор.

Через несколько часов езды им приказали завязать глаза, что Кайлеан немного развеселило. Лея и Дагена тоже улыбались себе под нос, но Ласкольник рявкнул коротко: «Спокойно», — и первым позволил наложить себе повязку. Кайлеан удержалась от пожатия плечами: кха-дар был прав, решительное выказывание легкомыслия в такой ситуации могло склонить кого-нибудь к глупым вопросам.

Лучше, чтобы никто, даже потенциальный союзник, не знал, какими способностями располагает их группа.

Прежде чем им завязали глаза, она подошла к своему коню.

— Торин, только не кусаться.

Жеребчик фыркнул и тряхнул головой.

— Я серьезно, не стану больше платить за потерянные пальцы.

Воин, что держал узду ее коня, резко передвинул руку вниз.

— Лучше не дергай слишком сильно, — сказала она вежливо. — Он может еще и пинаться.

Мужчина — судя по лицу, один из ветеранов в отряде рабов, возможно, даже бывший солдат, — послал ей кривую ухмылку и пробормотал что-то о проклятых коневодах.

— Еще он умеет понимать, что кто-то его не любит, — продолжала она, когда ей подали кусок материи. — Но вообще-то он — хороший конь, только характер у него вредный.