— Входите. Кахель-сав-Кирху встретится с генералом и его людьми. Ваши проводники могут остаться.

Внутри было холоднее, чем Кайлеан ожидала. Тут царил полумрак, а когда ее глаза привыкли, она начала различать подробности. Во-первых, никакой постели, то есть командир повстанческой армии считал этот шатер своим штабом, а не символом статуса. Во-вторых, возле стола посредине шатра не было ни стульев, ни лавок, а потому придется стоять. В-третьих, около стола некто поставил высокую, в семь с половиной футов, фигуру из черного дерева.

И зачем бы?

Фигура блеснула ослепительной улыбкой, белыми, будто снег, зубами и произнесла на безошибочном, хотя и со странным акцентом, меекхе:

— А вот и славный победитель людей-лошадей и его отряд, где почти половина женщин, ну да и что ж. У нас женщины тоже сражаются, а потому я знаю, чего они стоят. Кахелле просил вас поприветствовать, а потому — так и поступаю. Приветствую в лагере Полка Волков, первого полка невольничьей армии.

Это был мужчина с черной, словно смола, кожей, орлиным носом и резко очерченными скулами, коротко, на палец, не больше, остриженными, а при висках — Седоватыми волосами. Широкая улыбка смягчала хищные черты, да еще этот рост! О широкий зад Сероволосой, даже Йанне доставал бы ему всего-то до плеча.

Кха-дар слегка поклонился.

— Генно Ласкольник, как ты уже наверняка знаешь. А ты?..

— Простите, ох, простите. — Черный мужчина широко развел руками. — Я Уваре Лев, владыка Буйволового Рога племени гуаве из Уавари Нахс. Нынче я гость Кровавого Кахелле, как и вы. Это честь для меня.

— Владыка буйволового рога? — Лея, кажется, была убеждена, что мужчина продолжит говорить и заглушит ее или что она шепчет совершенно негромко. — Отчего мужчины всегда начинают с самых глупых бахвальств?

Кошкодур фыркнул, за ним — Файлен, Даг и сам Ласкольник. Скоро хохотали все из чаардана, только Лея стояла, молчаливо краснея — все сильнее. Тогда раздался звук, который мог бы отгонять ночных демонов. Уваре Лев засмеялся во все горло, откидывая голову назад; ржал так, что, казалось, тряслись стены шатра.

Когда он утих и вытер глаза, они взглянули друг на друга: пришельцы из далекой Империи и чернокожий великан. Чувство подавляющей чуждости куда-то улетучилось.

— Малышка — словно нож для ошкурки: такая же острая. — Уваре заговорил первым. — Как тебя зовут?

Кошкодур отер усы и начал:

— Это…

— Я сама скажу. Я — Лея Каменей из харундинов. — Лея выпрямилась во все свои пять футов. — Лучница чаардана Ласкольника.

— Приветствую тебя, лучница из чаардана Ласкольника. Желаю тебе, чтобы дни твои шли спокойно, а стада всегда были толсты. В эти времена редко есть оказия для смеха, а ты дала мне ее, ничего не прося взамен. Я твой должник.

В этот момент одна из стен шатра поднялась и внутрь вошли трое мужчин. Первый был широк в плечах, среднего роста, одет в льняной кафтан и такие же штаны, его товарищ слева носил суконные портки и кожаный доспех, а кривые ноги говорили о его кавалерийском прошлом больше, чем татуировка на груди. При виде этой татуировки Кошкодур засопел, а Дагена фыркнула, словно рассерженная кошка.

Раздвоенная молния.

Это был один из Наездников Бури. Уж каким капризом судьбы он оказался тут в сопровождении…

Кайлеан даже рот раскрыла. В третьем из вошедших было шесть футов роста, темные волосы заплетены в короткую косичку, а его штаны и рубаху украшали узоры, которые она распознала бы и с закрытыми глазами.

Верданно. Один из Фургонщиков. В возрасте Анд’эверса или чуть старше. То есть мог помнить Кровавый Марш… И спокойно стоял плечом к плечу с Молнией.

Она почувствовала взгляд. Ласкольник движением глаз указал ей на Фургонщика. Естественно. Как только представится случай, кха-дар.

Плечистый в центре заговорил первым:

— Приветствую. Я Кахель-сав-Кирху, лейтенант меекханской армии, сраный пехотинец, как бы вы сказали. Это, — он указал на кочевника, — Поре Лун Даро, некогда он командовал а’кеером Молний. А впрочем, судя по радостным ухмылкам, вы наверняка уже и сами догадались — но помните, это в прошлом. Теперь Поре командует тем, что мы называем своей кавалерией. И прекрасно это делает. А это Кор’бен Ольхевар, он был фелано Ручья лагеря Кай’ве. Имел под своей рукой двенадцать колесниц. Занимается нашими лагерями. Я — командир пехоты. Как видите, у нас тут собраны все военные искусства востока Империи, включая, — кивнул в сторону чернокожего, — местных варваров.

Уваре Лев только улыбнулся. И вовсе не выглядел задетым.

— Лагерь Кай’ве добрался за Амерту почти полностью. — Ласкольник подошел к Фургонщику, протягивая ладонь и заговорив на анахо. — Больше пятисот фургонов.

— Но не его колесницы. — Если мужчина и был застигнут врасплох звучанием родного языка, то никак этого не показал.

— У каждого странствия — своя цена. — Кха-дар пожал ему руку. — В лагере говорили, что, если бы не их фелано, они бы вообще не добрались до Империи.

Лицо Кор’бена просияло улыбкой.

— Так говорили?

— Именно.

Ласкольник отвернулся и быстро загудел на гортанном, твердом языке се-кохландийцев. Кочевник ответил тихо, потом фыркнул смехом и протянул руку. Кайлеан знала этот язык поверхностно, ее се-кохландийский словарь ограничивался несколькими проклятиями, но тут, кажется, не произнесено было ни одного, потому что оба мужчины пожали друг другу руки.

— Можем говорить на меекхе, — сказал наконец Молния. — Я хорошо его знаю.

— Я тоже. — Фургонщик подошел к столу и оперся о него.

— Как и большинство людей в этом лагере. — Кахель-сав-Кирху пожал ладонь Ласкольника. — Меекх за последние двадцать лет сделался вторым языком в Коноверине — после суанари.

— Я слышал об этом, — кивнул кха-дар. — Палец говорил, что в этом больше минусов, чем плюсов. Никогда не известно, кто тебя слушает и сколько понимает.

— Палец?

— Гончая.

Предводитель рабов скривился, словно ему пришлось выпить кубок кислого вина.

— Может, об этом позже. Представишь нам своих людей?

Они подошли к столу, на котором лежало несколько больших листов бумаги, покрытых линиями и знаками. Ласкольник коротко представил своих: имя, фамилию, когда говорил о Кошкодуре, добавил и военное звание. Кахель-сав-Кирху присматривался к каждому из них на протяжении удара сердца, не более, кивал, пожимал ладонь. У него была довольно деликатная, но не мягкая хватка.

— Я рад принимать вас, — обронил он. — Когда до нас добралась весть, кого встретил наш патруль, я не мог поверить. Я слышал об атаке под городом во время Битвы за Меекхан. И о разбитой и прореженной орде кочевников. Слышал также и обо всех возможных почестях и наградах, которые после обрушились на Генно Ласкольника, генерала и создателя меехканской Конной армии. Говорили, что если бы этот проклятый варвар хотел взять себе в жены дочь любого из имперских родов, то дочки эти наперегонки бросились бы в его спальню, чтобы он мог испытать их и выбрать себе лучшую.