Справа откровати зачалось оранжевое свечение. Оно уплотняясь, принимая форму огромного миндального зерна. Обычно пришествие бога сопровождалось жемчужным или золотистым светом, носейчас сияние внутри пространственного зерна окрасилось красным, ияпонимал причины— Феб гневался. Вот проступила его фигура, поначалу бледная, нобыстро обретающая мускулистую плоть.

—Как тыпосмел, смертный⁈— проревел онтак громко, что голос олимпийца вполне могли услышать напервом этаже.— Думаешь препятствовать мне своей жалкой магией⁈

—Величайший, разве жалкая магия способная препятствовать твоей могучей силе?— японимал, что лучшим исходом нашей встречи может быть лишь то, что Феб уйдет, оставив Айлин впокое, ипри этом нестанет мне врагом. Мне достаточно Посейдона. Хотя после всего случившегося, Геру тоже нельзя причислить ктем, кто нежелает сводить сомной счеты.

—Наколени, ничтожный человек!— онвластно вскинул руку.

Ятут жепочувствовал давление сверху. Огромное. Словно наплечи возложили неподъемный груз. Кости будто заскрипели иноги подогнулись. Магия Небесных значительно отличается отлюдской иимеет иную природу, ното, что Феб делал сейчас, старясь меня преклонить ипожирая меня гневным взглядом, очень похоже накинетическую волну— мягкую разновидность кинетического удара. Авкинетике Астерий— прекрасный специалист, нравится это потомку Зевса или нет. Вответ явскинул правую руку, противопоставив его давлению свое, неслишком усердствуя, чтобы экономить силы.

—Наколени, червь!— его лицо побагровело, вглазах зачалось свечение.

—Может быть, сестра тебе несказала, что вовсе нечервь, аАстерий? Утебя что-то созрением или провалы впамяти? Непомнишь, что ясделал сбогом Ананке? Успокойся Феб, глупость некрасит Небесных, агнев инесдержанность иногда лишь указывают набессилие,— превозмогая его безумное давление, явыпрямился. Левой рукой активировал шаблон температурной магии иначал плавно яповышать температуру вокруг Аполлона. Так, чтобы ему вземном теле стало совсем неприятно, ивтожевремя, чтобы избежать возгорания— хватит вчерашнего пожара наМахровской.

—Яубью тебя!— прорычал он, скрипнув зубами. Сего лба начали скатываться крупные капли пота, пар пошел отмускулистых плеч.

—Тебе жарко, Небесный? Могу охладить все той жежалкой магией. Что она для великого бога!— ярезко поменял температурную направленность. Теперь можно было неосторожничать, резко дохнуло холодом.

Ячувствовал нарастающий страх Айлин, ноона неотвлекала меня, терпеливо молчала, изаэто ейпоклон. Очень невовремя раздался стук вдверь. Ядогадался, что служанка принесла завтрак. Отправить ееназад? Молчать, неотзываться? Глупо. Будет лишь надоедать стуком. Ясказал громко:

—Ксюша, зайди!— икак открылась дверь, добавил:— Быстро поставь завтрак настол имолча уходи! Молча ибыстро— так надо!

—Смертный, тыпонимаешь величину моих сил! Ямогу уничтожить тебя!— проревел Аполлон под звук распахнувшейся двери. Его лицо стало покрываться инеем.

Следом яуслышал испуганный визг Ксении итопот еебыстрых ножек. Кажется, завтрак она незанесла. Через миг донесся звон разбитой посуды. Яснова резко поменял знак температурной атаки: лицо олимпийца оттаяло, потекло обильными каплями. Одновременно бог начал сдаваться: япочувствовал, как его давление сверху ослабевает. Аполлона нельзя недооценивать. Вярости онвполне мог материализовать свой славный лук идаже ударить молнией, нонаэтот счет уменя тоже был ответ. Видимо, брат Охотницы решил непереходить тугрань, закоторой противостояние приобретает самые жестокие формы.

Яснова слышал шаги вкоридоре, одновременно, ослабляя температурное воздействие наАполлона: если онотступает, тонестоит унижать его чрезмерным проявлением силы.

—Тыгорько пожалеешь, Астерий! Впервую очередь тысделаешь хуже ей!— Феб кивнул насеребристый кокон, который скрывал Айлин.— Ястарался для нее попросьбе своей сестры. Новижу утебя слишком мало ума, чтобы понять иподостоинству оценить помощь богов.

—Тебе следовало непытаться подавить меня своей неуместной силой, апросто все объяснить. Пока янеузнаю, оваших планах наАйлин, ееникто неполучит. Можешь тожесамое передать Артемиде,— ответил я, видя, как его тело начинает бледнеть, ичувствуя, что замоей спиной уоткрытой двери стоит Елена Викторовна.

Едва сын Зевса исчез, как графиня, окончательно осмелев, ворвалась вкомнату.

—Саша, что это значит?— начала она, бросая быстрые взгляды тонаменя, тонаполупрозрачный кокон, вкотором проступала Айлин.— Знаешь, как тынапугал Ксению? Она упала налестнице вместе ствоим завтраком. Убегала бедняжка отсюда. Икто это вообще был?

—Мам все нормально,— явзял ееруку, тут жезапуская «Капли Дождя», которые прошлый раз очень помогли снять сграфини волнение.— СКсенией вышло, конечно, нехорошо,— продолжил я.— Невовремя комне пожаловали гости. Видишь ли, Аполлон комне заглянул. Принесло его ссамого утра,— сбивчиво объяснял я, опасаясь, что мама узнает Айлин, итогда потребуется гораздо больше объяснений.

—Аполлон? Онжебрат нашей Заступницы?— видно было повсему, что расслабляющая магия подействовала, имама решила вэтот раз вести себя вполне разумно, без шквала эмоций иистерики. Заметив мой кивок, она продолжила:— Новысним как-то немирно разговаривали. Яжеслышала, онугрожает тебе. Скажи честно, утебя испортились отношения сАртемидой?

—Нет, мама. Нет. Это неуменя сней отношения испортились, ауЛучезарного. Возможно, тычто-то упустила… Яимею ввиду впознании истории Небесных. Уних испортились отношения много тысяч лет назад, после того как Аполлон очень нехорошо поступил сОрионом,— напомнил я.— Насчет меня небеспокойся. Кое-какие разногласия есть, новсе это можно утрясти чуть позже,— вот здесь яочень преувеличил. «Чуть позже» может затянуться этак насемь-десять тысяч лет. Если янеошибаюсь, мой конфликт сПосейдоном примерно такого возраста, ивряд лиразрешится вобозримом будущем. Обозримом, даже сточки зрения вечных.

—Хочешь япомолюсь Артемиде?— графиня прошла вкомнату дальше, совсе большим интересом поглядывая насеребристый кокон, окружавший кресло идевушку внем.

Пройдя еще несколько шагов, она все-таки смогла разглядеть лицо госпожи Синицыной, при всем том, что моя подруга всячески нехотела встречаться сней взглядом иотвернулась кстене. Явидел, как Айлин пытается раствориться: отчасти унее побледнели руки. Ноиз-за сильного волнения Синицына никак немогла взять управление телом под контроль. Икогда графиня все-таки узнала, кто скрывается под полупрозрачной завесой спрактически незаметными руками, лицо еевытянулось, она издала возглас, выражавший изумление иужас.

—Здравствуйте, ваше сиятельство!— выпалила Айлин, вставая скресла. Еебеззвучный голос прозвучал всознании графини так жеясно, как ивмоем.

—Саша! Это жеАйлин!— мама вцепилась врукав моего халата.