Татьяна театрально закатила глаза. – Я охотно поверила, что он бывал в горячих точках, потому что тот тихий Митя, которого я раньше знала, превратился в Лешего. Это, как он мне сказал, был его позывной в армии. Я его реально начала бояться. Один только его взгляд вгонял меня в дрожь.

Гуров при слове «леший» опять многозначительно посмотрел на Станислава, и Крячко его понял без слов. Именно такой ник взял себе Залежнев, общаясь с гадалками в соцсетях.

– Хорошо. Татьяна, вспомните, пожалуйста, говорил ли вам Дмитрий что-то о том, что он хочет вас к себе приворожить? – решился задать женщине необычный вопрос Крячко.

– Говорил, – удивленно посмотрела на сыщиков Татьяна. – Говорил даже, что к гадалке ходил. Но это было уже давно. Больше года прошло.

– Но вы его эти слова отчего-то запомнили. Почему?

– Не знаю, – пожала плечиками Татьяна Ельцова. – Просто необычными тогда эти слова из уст Мити показались. Он ведь верующий. Его отец Савелий с десяти лет воспитывал.

– Да, мы знаем об этом и уже разговаривали с ним о Дмитрии. Через его дочку Катю ваш телефон и узнали, – ответил Гуров.

– А вы знаете, – немного помолчав, сказала Татьяна, – в селе до сих пор слухи разные бродят… Например, что это якобы Митя своих родителей убил. Они, мол, напились, а он вьюшку возьми и прикрой, а сам из дому к отцу Савелию ночевать ушел.

– Нет, впервые от вас такое слышим, – сыщики недоуменно переглянулись. – Но отчего-то все, кто его знает, дают ему очень хорошую характеристику.

– Ну не знаю, может, все это и пустые сплетни, – нахмурилась Ельцова. – Я маленькая тогда совсем была. Это потом, когда Митя за мной ходить начал по пятам, кто-то из одноклассников мне об этом сказал. А одноклассник якобы слышал об этом от родителей. Так что, может, и враки все эти разговоры. Но как по мне, так все может быть. В тихом омуте черти водятся. Тем более что он в последний год по отношению ко мне стал вести себя по-хамски и беспардонно.

– Но ведь вас все равно удивило, что он что-то противозаконное натворил? – Гуров внимательно посмотрел на собеседницу.

– Удивило, – согласилась она. – Потому что я привыкла больше к тому простецкому и тихому Мите, которого знала с детства, чем к настырному бахвалу, каким он стал в последнее время.

– Что ж, раз вы не знаете, где нам его искать… – Гуров встал, давая понять хозяйке, что они узнали все, что хотели. – У нас к вам просьба. Если вдруг он объявится у вас, или домой придет, или на работу – сообщите нам сразу же. Договорились?

Лев Иванович протянул Татьяне Ельцовой визитку. Та взяла ее нехотя, но пообещала, что если Дмитрия увидит, то сразу же позвонит.

– Очень бы не хотелось, чтобы он снова объявился, – вздохнула Татьяна. – Он что-то ужасное натворил? – спросила она и, не дожидаясь ответа, сказала: – Хотя – какая разница? Того Мити, каким он был, уже нет. Он сильно изменился.

Оперативники вышли из подъезда, молча сели в машину, и только тогда, выйдя из глубокой задумчивости, Гуров сказал:

– Теперь нам остается только ждать и надеяться на местных осведомителей и на ГАИ. Все, что мы смогли сделать сами, – мы сделали.

– Подождем, – согласился с коллегой Станислав Крячко.

Глава 26

Ждать им пришлось два дня. А на третий день рано утром Гурову позвонил Приблудный и сообщил:

– Вчера вечером видели вашего маньяка в пивном пабе. Того мужичка, который с ним выпивал, задержали нынче ночью за драку. Опросили и фото показали. Так он его сразу опознал. Но долго мы этого алкаша держать не можем. Так что давайте руки в ноги – и сюда.

– Уже едем, – коротко ответил Лев Иванович и прервал связь.

Домчались до Коломны на удивление быстро. Приблудный выделил им небольшой кабинет, и дежурный привел туда того самого мужичка, который утверждал, что видел в баре Залежнева.

Мужичок, фамилия которого была Титов, был худой, чернявый, носатый и полногубый. Внешне он чем-то напомнил Гурову актера Буркова. Была у Титова и особенная манера говорить, глотая букву «г» и картавя.

– Здравствуйте, садитесь. Как к вам можно обращаться? – спросил мужчину Гуров. – Не гражданин же Титов мне вас звать.

– Ломан Хлихольевич я, – озираясь по сторонам и с опаской поглядывая на Крячко, сидевшего на подоконнике, ответил Титов.

– Роман Григорьевич, вы вчера вечером выпивали вот с этим человеком в пабе «Красный бык»? – Лев Иванович протянул Титову фоторобот Залежнева.

– Было дело, – согласно кивнул тот, лишь мельком глянув на фото. – Силен мужик пиво хлестать, – восхищенно заметил он. – Вчела литлов десять выпил за вечел. И еще бы столько выхлестал, но с водкой опьянел быстло.

– О чем вы с ним разговаривали? Он вам что-то, может, рассказывал о себе?

– О чем говолили? Да ни о чем почти не ховолили. Он все молчал больше. Это я потлепаться любитель. Особенно кода выпью.

– Так он что же, все время только молчал и пил?

– Поначалу – да, молча, – согласился Титов. – А потом, кода захмелел, то лазховолчивей стал. О женщинах лазховол завел.

– И что он говорил?

– Да что ховолил? Что обычно обиженные бабами мужики ховолят? Жаловался на жизнь, ласказал, что давно уже одну бабенку любит, но она ео ну никак к себе не подпускает. Пливоложила ео, ховолит, своими зелеными азами, и он тепель жизни без нее не видит. Свет белый, ховолит, мне не мил. И вообще, все бабы – ведьмы и антихлистки, и их всех нужно как ведьм колом осиновым убивать. А особливо тех, котолые хадалки и воложеи.

– Вот так прямо и говорил – осиновым колом убивать?

– Так и ховолил, – кивнул Титов. – Я тогда смеялся над ним, ховолю ему – всех не пелебьешь, баб-то. Колов не хватит.