После чего смертоносная машина была запущена, и ее уже невозможно было остановить.

Щелчок замка эхом отразился от ледяного камня. Шарко напрягся. В помещение входил колосс, одетый в слишком тесную для него тюремную робу. Руки в наручниках спереди. Серые очки на прямом носу. Черные короткие волосы. Острые скулы так выступают, словно его лицо тоже было оружием. Тюрьма заострила все углы, сделала твердой плоть, превратила этого человека в железный брус.

Фулон направился к стулу и сел, глядя Франку прямо в глаза. Два надзирателя встали у двери.

Шарко попытался говорить ровным голосом, чтобы в нем не чувствовалась дрожь.

– Я комиссар Франк Шарко из криминальной бригады с набережной Орфевр, тридцать шесть. Спасибо, что согласились встретиться со мной.

Ему было противно, что приходится так расшаркиваться перед этой мразью.

– Да, мне сказали, – отозвался Фулон. – Как там поживает ваш коллега, капитан Лемуан? Я был бы не прочь повидаться с ним. Поболтать немного.

– Он сейчас далеко. В отпуске…

– А, отпуск. У меня-то он бессрочный. Как и у девок, которыми я занимался. Однажды на толчке я подумал, что им даже повезло.

Он взвешивал каждое слово. Неспешный голос, томный тембр, как на той аудиозаписи.

– А скажите, комиссар, сколько маленьких солдатиков на вас работает?

– Двадцать семь офицеров судебной полиции.

Фулон чуть заметно усмехнулся. Уставился сначала на узел галстука своего собеседника, потом опустил взгляд ниже, к его левой руке, наверняка в поисках обручального кольца, потом вернулся к его лицу. Шарко слегка, почти незаметно сжал эту руку, но жест не ускользнул от Фулона. Убийца расслабился на стуле, пользуясь каждым сантиметром свободы.

– И вы лично притащились? Вам самому разве отпуск не полагается?

– Это очень важное дело. Мне нужна ваша помощь.

– Моя помощь? Очень лестно. А скажите-ка мне тогда, что я могу получить взамен? Хватит ли вам, например, власти, чтобы вытащить меня из этой сраной дыры?

– Вы прекрасно знаете, что нет.

Фулон бросил на него презрительный взгляд. Его брови исчезли за оправой толстых очков.

– Мне от вас никакой пользы. Вы, может, и чувствуете себя большой шишкой среди своих людей, но здесь вы всего лишь мелкий мусорок без всякой власти.

Шарко сложил руки под подбородком и слегка наклонился вперед с безмятежным видом:

– По крайней мере, моей власти хватило на то, чтобы доставить тебя в эту комнату, Пьер.

Мясник, от которого не ускользнуло это внезапное тыканье со стороны полицейского, снял очки и начал методично протирать полой рубашки стекла, похожие на бутылочные донышки. Было что-то пугающее в этом жесте.

– Я всегда так делал, прежде чем начать их резать. Протирал очки их трусиками, аккуратненько, а потом принимался за их миленькие мордашки. И знаешь почему?

– Ты их уродовал, мазал им зубы черным гуталином, который покупал на военной распродаже неподалеку от своего дома. Потом ты их бил, еще и еще, чтобы показать им, что тебе приходилось терпеть, когда ты был моложе. Чтобы они больше не смеялись над тобой. Где-то я тебя понимаю, Пьер.

Убийца снова надел на нос свои толстенные линзы. Опять появилась яичница-глазунья.

– «Я тебя понимаю, Пьер», – повторил он с издевкой. – Ты хорошо выучил свой урок, ко-мис-сар. Видел мои видеозаписи? А какую книгу обо мне прочитал?

– Никакую, к несчастью. Но я весьма рассчитываю раздобыть их поскорее и украсить ими свою библиотеку.

– А ты знаешь, что про меня пишут в десятке книжек о серийных убийцах? Что обо мне и за границей знают, в отличие от тебя.

Мясник вдруг встал и наклонился вперед, вызвав реакцию надзирателей. Его лицо почти вплотную приблизилось к лицу Шарко. Тот слегка отшатнулся, и его сердце забилось быстрее.

– Моей власти тоже хватило, чтобы привести тебя сюда. Разница в том, что я сделал всего несколько шагов, а ты перся сюда больше пятисот километров. Надеюсь, что дорога не показалась тебе слишком длинной и ты хотя бы воспользуешься своим приездом на остров Ре. Похоже, здесь водятся неплохие сочные устрицы? Я-то всегда любил сочное. Вспомни обо мне, когда будешь запихивать влажную солоноватую мякоть этих ракушек в рот.

Он умолк и застыл столбом.

– Потеешь, комиссар. И вид у тебя напряженный. Это хорошо…

Потом он повернулся и тяжело зашагал к надзирателям.

– Двенадцать девушек бесследно исчезли! – воскликнул Шарко. – Их держали на цепи под землей, снимали на видео. Обрили им все волосы и сделали на затылке татуировку – одну-две буквы и ряд цифр, как в лото. И ты, Пьер Фулон, замешан в этом по самую маковку! Вот почему я пришел повидаться с тобой.

Фулон резко остановился. Потом, после нескольких секунд полной неподвижности, вернулся и сел.

– Замешан? Объясни.

– Я думаю, ты точно знаешь, о чем идет речь и кто это сделал, потому что он приходил повидаться с тобой. Мы его взяли и держим у себя.

Шарко блефовал. Но у запертого в четырех стенах Фулона было очень мало шансов узнать, что Даниэль Луазо погиб от пули в голову во время полицейской операции.

– Не понимаю, о ком это ты.

– О Даниэле Луазо.

Фулон отреагировал через несколько секунд:

– Ах, этот…

– Да, этот. Знаешь, похоже, он тебя уже не так ценит, судя по тому, как о тебе отзывается. Похоже, ученик решил, что превзошел учителя.

– Что тебя навело на эту мысль?

– «Я сделал дюжину, а он только семерых и попался как фраер» – вот его собственные слова. И он не поколебался сдать тебя нам.

Фулон и бровью не повел. Его взгляд остался таким же непроницаемым. Но Шарко уже знал, что отныне завладел вниманием Мясника. Он продолжил:

– Он даже выдал нам обрезки твоих ногтей и волос, а еще запись, на которой ты хвастаешься своими подвигами. А рисунки, которые ты ему дал, мы нашли порванными, в мусорном мешке, в подвале.

Убийца тяжело дышал. Его грудь, казалось, весила тонны.

– Мусорный мешок… Так он сказал, что я сам дал ему эти маленькие подарки в тюрьме?

Была ли ловушка в этом вопросе? Шарко припомнил черно-белые рисунки, решетки, застенки с запертыми монстрами. Фулон поневоле уже был в тюрьме, когда это рисовал.

– Да, когда приходил к тебе с коротким визитом. Теперь-то уж немало времени прошло. Помнишь?

Убийца кивнул, не разжимая губ.

– Я здесь потому, что он пока играет в молчанку, – продолжил Шарко, – а я тороплюсь. Думаю, другие девушки еще живы, заперты где-то. Так что я решил, что ты, вероятно, мог бы утереть нос этому Луазо и сказать, где они находятся. Это уменьшило бы его достижения, если понимаешь, что я хочу сказать. Разумеется, о твоем сотрудничестве станет известно начальнику тюрьмы. Я знаю, что условия здесь не из самых приятных.