маленький рот, острые кверху уши. От Хвоста едко несло дешевым одеколоном, смешанным с запахом пота.

В ванной, клацнув облезлой защелкой, она подставила голову под холодную воду. Боль в затылке притуплялась, шум в ушах уменьшился. Появилась злость. Всегда жила легко, без оглядки, крутилась, как баба на метле, везде изощрялась быть первой, и вдруг какие-то козлы решили опустить ее в дерьмо. Ну уж нет, тупоголовые, ни черта у вас не получится. Она не она, если не вывернет все в свою пользу. Огни и воды прошла, и чтобы вы, серые, взяли верх! Вы еще пожалеете, узколобые.

От этих мыслей ей стало легче. Девушка скинула одежду и стала под прохладный душ, продумывая свой ход. Такие, как Ромб и Хвост, интеллектом не блещут. Их следует бить их же оружием. Главное – ошарашить с пол-оборота, не дать опомниться, взять в свои руки инициативу.

План был прост и примитивен, и это раззадорило Зовалевскую. Она вышла из-под душа, пробежала полотенцем по телу, сгребла в ком одежду и, голая, со сверкающей улыбкой, появилась перед парнями, бросив одежду к входной двери.

Ромб ошалел от вида красивого тела. Распахнул узкие глаза, лихорадочно сглотнул слюну и царапнул ногтями волосатую грудь. Хвост облизнул маленькие губы, острые уши покраснели. На полусогнутых качнулся к Зовалевской. Но Ромб гаркнул на приятеля, напоминая, кто здесь первый. Однако у Хвоста горели глаза, уши заложило: он не слышал окрика Ромба или не хотел слышать. Тогда Ромб толкнул его:

– Я сказал назад! Знай свое место!

– Не тронь меня! – отбросил его руку Хвост.

Зовалевская была довольна. Все складывалось удачно, как и рассчитывала. Отступила:

– Сначала разберитесь между собой, – сказала. – Я пойду с сильным. Трусов не люблю! Слабакам место у порога!

Двое зарычали, как волки. Сцепились. Ромб отбросил Хвоста к стене. Тот ударил приятеля кулаком, рассекая ему губу. Тогда Ромб саданул Хвоста в переносицу. И оба выхватили ножи, яростно полосуя воздух.

Зовалевская выскользнула из комнаты, подхватила с пола одежду и выпорхнула за дверь. Одеваясь на ходу, выскочила из подъезда, понеслась без оглядки. Лишь через несколько дворов остановилась на тротуаре перевести дыхание. Ноги дрожали.

На обочине у нее за спиной тихо притормозила машина. Из салона выскочил Шахматист с напарником. Они схватили девушку. Она поздно увидела их, догадавшись, что ее выследили. Шахматист мрачно молчал. Напарник злобно дергался, помнил ее удар. Намеревался сам отвесить ей оплеуху. Но Шахматист не давал.

Эти двое были для нее загадкой. С Ромбом и Хвостом все ясно, а вот что нужно этим – темный лес. Шахматист назвал напарника Брюнетовым. Тот клещом вонзился ей в руку и тянул к машине. Уже на заднем сиденье она сообразила, что сидит в своем авто.

Ей завязали глаза, куда повезли, не видела. У подъезда повязку сняли. По ступеням лестничного марша провели в темную квартирку. Здесь мебели было чуть больше, чем у Ромба с Хвостом. Усадили в кресло у торшера, замотали скотчем руки и ноги. До самой ночи она терпеливо сносила неразговорчивую компанию. На ее голос никто не реагировал, будто в стенах этой квартиры Шахматист и Брюнетов оглохли и онемели. Оставалось только ждать, что будет дальше.

В начале ночи появился новый человек с глубоким гортанным голосом. С порога он стал задавать вопросы. От них у Зовалевской по коже побежали мурашки.

Шахматист и Брюнетов мгновенно убрались за дверь.

Человек утонул в мякоти второго кресла по другую сторону торшера. Направил на нее свет. По его вопросам было ясно, что он хорошо осведомлен о ней с Бяземским.

– Меня интересует Номер тринадцать, – огорошил сразу без вступления. – Я знаю, что ваша Лаборатория провела с ним работу, мне нужны установки и команды, внедренные в его мозг.

Многого хочет, подумала Зовалевская, но немало знает. Предположила, что без предательства не обошлось, какое-то звено в цепочке явно проржавело. В мышцах росло напряжение. Грудную клетку сдавило. Не хватало воздуху. Мысли бились, как комары ночью при ярком свете. Изнутри, из живота, поплыл холод. Во рту пересохло, слюна исчезла. Горло судорожно сжалось.

Человек был высок, поджарист, с правильными чертами лица, такого же возраста, что и Вяземский.

– Молчишь? Хочешь, чтобы я сам выкачал информацию из твоего мозга? Придется покопаться в твоем черепе, как в шкатулке. Тебе известно, что после этого бывает.

Зовалевскую пробил озноб. Разумеется, ей было известно. Незнакомец разговаривал на вполне понятном языке. Стало быть, знал и умел больше, чем она предполагала. С трудом отвела глаза в сторону. А он тут же поручил Шахматисту и Брюнетову ехать к ней домой, перерыть квартиру, привести все бумаги, какие попадутся. Брюнетов из-за спины Шахматиста послушно закивал головой, называя человека Максимом, и первым выскочил за дверь.

Едва Максим снова прижался к спинке кресла, как в кармане его рубахи зазвонил телефон. Он поднес к уху, вытянул шею и засуетился, доложил:

– Она у меня… У нее нет выбора… Я еще не говорил с нею, но, думаю, она сама предложит свои услуги.

Зовалевская поняла, что имел в виду Максим. И сообразила, что Максим не последнее звено. Есть кто-то еще. И этот кто-то интересовался ею. Хорошо это или плохо – ей неизвестно. Но напрасно Максим раскатал губы. Украсть информацию это одно, а получить ее от Зовалевской это другое.

– Я не буду на тебя работать! – отрезала она.

– Конечно, будешь, потому что хочешь жить, – усмехнулся Максим. – И раз уж нам с тобой придется работать вместе, советую быть откровенной до конца. У меня мало времени на уговоры. Но если будешь упрямиться, я начну тебя ломать. Кстати, роль Вяземского я знаю. Не копошись, к нему ты больше не вернешься. Есть другая сила, она ждет твою информацию и примет тебя. Упрямство не поможет. Я все равно заберусь в твою память и получу ответы на вопросы. Но тогда ты станешь просто расходным материалом, а твоя память отправится на пыльную полку забвения. Все обыкновенно.

Да, у нее всегда все было элементарно. Задача постоянно перед нею стояла пустяковая. Ей давали информацию о кандидатах в Номера, она подкатывала к ним, охмуряла, затаскивала в постель, а потом изымала из потока людей и доставляла на сеансы. По окончании сеансов готовые Номера препровождались по назначению. Сложилось так, что в дальние точки отправкой занималась лично, а в ближние места доставляли Блохин и Саранчаев без нее.

Номеру тринадцать досталось место неподалеку от города. Эта информация вряд ли могла много значить для Максима. Скорее всего, он точно не знал о ее роли,