Служитель с занавесом бежит в другую сторону. Взгляду открывается темный заснеженный переулок. Метель, все движется, несется, качается. Сухая крупа сечет лица актеров и зрителей.

Камбун:

Богомол превращается в змею с жалом из стали.

Камбун:

Хор:

(декламируют, подражая голосу Рэйдена)

(вразнобой, под грохот барабанов)

Служитель с занавесом бежит в третий раз. Взгляду открывается Фукугахама: деревня, еще не ставшая полем битвы.

Камбун:

На сцене весна. Цветет сакура, убийства дозволены. Скоро прольется кровь.

Камбун:

Гаснет свет. Поздний вечер, Фукугахама. Ширмы, изображающие стены храма, сдвигаются плотнее, отсекая лишнее пространство. Так обозначают тесноту.

Камбун:

Хор:

(декламируют, подражая голосу Рэйдена)

(вразнобой, под грохот барабанов)

Камбун:

Что? Что происходит?!

Хор:

Лицо! Ваше лицо!

Камбун:

А что с моим лицом?

Хор:

Оно есть! У вас есть лицо!

Камбун:

Рэйден-сан, вы не в себе.

Я бы сказал, что на вас лица нет.

Он видит мертвого Мигеру. Понимает, что случилось.

Камбун (обращаясь к мертвецу):

Хор:

(декламируют, подражая голосу Рэйдена)

(вразнобой, под грохот барабанов)

С того дня мы не виделись.

И вот: Ивамото Камбун стоит рядом. Мечи, отметил я, едва оправившись от первого потрясения. Два меча у него за поясом. Случалось, самураи вместо плетей носили мечи – деревянные, разумеется, из бука или граба. Одни просили резчика уподобить клинок настоящему, обнаженному, другие заказывали меч, выглядевший так, словно он находился в ножнах. Кое-кто из пустого щегольства даже покрывал ложные ножны лаком, прикреплял украшения из листового золота или обшивал кожей ската.

Камбун был не из щеголей. Кроме того, я знал эти мечи. Пара таких же хранилась у меня дома: нам вручили стальные мечи на въезде в Фукугахаму, согласно распоряжению сёгуна. Что бы ни думали окружающие, в этих ножнах дремала острая сталь.

– Назад, – велел Камбун так, словно имел на это право. – Все назад!

И выхватил меч из ножен.

Поступок его произвел на толпу впечатление, обратное тому, какого ждал я. Никто не сдвинулся с места, зато все разразились громовым хохотом. Ну да, только мы с Камбуном побывали в Фукугахаме; только мы знали цену острым клинкам и месту, где закон будды Амиды опускает руки и признается в бессилии.

Здесь, у пруда, была Чистая Земля. Клинок здесь недорого стоил.

– Рубить меня станешь? – осклабился хозяин Широ. – Давай, руби.

Камбун шагнул к нему:

– Шутишь? – спросил он тоном, от которого я задрожал. – Или приглашаешь?

Белый Широ зарычал, оскалил зубы.

– Хорошее тело, крепкое, – хозяин Широ оглядел Камбуна с головы до ног, словно оценщик – приглянувшийся товар. – Человек ты нестарый, опять же самурай. Руби, я не против. Только чур меня первого! Тело твое лучше моего, сословием ты выше. Воскресну самураем, чем плохо? Главное, чтобы грамоту оформили, честь по чести…