– С рабочим местом я разберусь быстро.

– А затем в делах! Во-первых, скульптора навести. Посмотри на его монументальное творчество. Время не ждет. Во-вторых, про Дрисвятова подумай, а то ведь он после победы в конкурсе мокрых маек подозрительно затих. Ну, и, в-третьих, по пути прибери за своей подопечной Зионидой. Найми там, что ли, электрика – замени звонки выключателями. А то ведь и в самом деле скандал образуется…

Василий недовольно поморщился и пробормотал:

– Не образуется. К бесспорной истине мы холодны как лед, а заблуждение нас часто увлекает.

– Что ты хочешь этим сказать? – строго нахмурился Голомёдов.

– А это не я хочу сказать. Это давным-давно сказал Лафонтен. – грустно ответил Василий и направился к двери.

– Подожди, а прибрать рабочее место?

– А я уже! – заявил Василий, обернувшись. – У меня с этим просто. Рот закрыл – рабочее место прибрано.

Он картинно отвесил нижнюю челюсть, потом захлопнул ее, щелкнув зубами, и мгновенно исчез за дверью.

– Обормот! – тихо пробормотал Голомёдов. – Мракоборец-любитель!

Он попробовал, было, заняться сортировкой бумаг, но потом плюнул, открыл ноутбук, с удовольствием потянулся, хрустнул пальцами, и начал стучать по клавиатуре.

Василий же, покинув здание городской Думы, вышел на залитый солнцем тротуар, поднял лицо навстречу яркому свету, прищурился и счастливо пробормотал: «Здравствуй, Солнышко!». Выражение лица его при этом стало почти детским. Постояв с минуту на тротуаре, Василий деловито встряхнулся, запустил руки в карманы оранжевых шорт и поинтересовался неизвестно у кого:

– Тварь ли я дрожащая, или на пиво имею?!

В одном кармане он нащупал довольно приличный окурок и небольшую прожженную дыру, в другом – сильно мятые купюры.

– Значит, вы считаете, что за дело надо браться с любовью? – обратился он к неизвестному собеседнику. – Отлично!

Раздайбедин задорно прищелкнул языком и направился в сторону киосков.

Почти все писатели в той или иной форме заявляют о том, что герои их произведений, едва успев появиться на чистой странице будущей книги, начинают жить и действовать самостоятельно, подчас даже не подчиняясь воле автора. Такой уж он непредсказуемый товарищ – этот литературный герой! Перед ним стоит, казалось бы, простая задача – быть правдивым отражением какого-то реального человека. Так нет ведь! Не может литературный герой без выпендрежа! Он всегда на голову перерастает своего прототипа, становясь лучше и чище, или злобнее и коварнее – словом, гораздо колоритнее простого смертного.

К примеру, что общего существует между британским врачом Хенри Питманом, шотландским моряком Александром Селкирком и трудолюбивым отшельником Робинзоном Крузо? Исследователи говорят, что первый однажды неудачно побунтовал против английского короля Иакова Второго, за что был выслан на островов в Карибском море. Другой спешил отдаться на волю волн, поскольку наворотил дел на суше. В частности, пытался убить отца-алкоголика. Плавая на пиратских судах, он умудрился отличиться и здесь – в компании, поведение которой не назовешь пуританским. За дебош и буйный нрав капитан ссадил его на необитаемый остров. Ну а третий, известный нам, как терпеливый труженик Робинзон, появился на свет, благодаря первым двум и фантазии Даниэля Дэфо. Автор переплавил злоключения врача и пирата в чудесный роман.

Всеми чертами литературного героя обладает и образ политика, порожденный титаническими усилиями сотрудников предвыборных штабов и очерченный бойкими перьями журналистов. Увы, политический персонаж так же часто отличается от своего прототипа, как и литературный герой. Порою искать соответствия между живым человеком и тем господином, про которого пишут газеты и которого показывают по телевизору – неблагодарный труд. Газетный и телевизионный политик выше своего прототипа уже не на голову. Он выше, как минимум, на трибуну, а то и на целый пьедестал.

Но между литературным и политическим персонажем есть одно существенное отличие. Герой романа оживает, перестает слушаться автора и устраивает свои выкрутасы сугубо на страницах литературного произведения. А вот политический персонаж довольно быстро покидает страницы газет. Постепенно он материализуется в действительности, а потом, как бы это жутко ни звучало, пожирает своего прототипа. Обычный человек, регулярно читая про себя в СМИ, начинает чувствовать себя Богом в масштабах учреждения, города, региона, и требовать себе Олимпийские привилегии.

В нашем повествовании так случилось с Харитоном Ильичом Зозулей. Ревниво читая периодическую печать и отсматривая местный телеэфир, он изо дня в день получал информацию о своих заслугах и достижениях на посту председателя городской Думы. Информация подавалась так талантливо и убедительно, что уже через год после избрания спикером он и впрямь почувствовал себя другом детей, защитником обездоленных и радетелем за народное благо. Впрочем, если бы газетный Харитон Ильич не пожрал настоящего – робкого и не наделенного никакими талантами, кроме умения согласительно молчать – то не вызрело бы его решение баллотироваться в мэры. Соответственно, вся рассказываемая история попросту не случилась бы.

Итак, перерожденный Харитон Ильич, вальяжно развалившись в кожаном кресле, пускал сигаретный дым в потолок, и изучал свежую прессу. В рубрике «Событие недели» Славинского Вестника он обнаружил публикацию: