и жирафами.

– Не торопись, – рассмеялась Валентина, – пока что мне и в Сантандере неплохо. Я вообще-то работаю там, ты забыл?

– Ну-ка, ну-ка… Сантандер – вроде бы есть такой город в двадцати минутах от Суансеса? Так и вижу, как ты каждое утро проделываешь этот невероятно долгий путь. Прямо-таки одиссея!

– Очень смешно. И не двадцать минут, а полчаса, но давай потом об этом поговорим, хорошо?

– Хорошо.

– Оливер… Мне нравится идея съехаться. Просто не хочется вот так, с бухты-барахты.

Валентина любила Оливера, но невозможность держать все под контролем приводила ее в ужас. И Оливер отлично это понимал. Игра должна была идти по ее правилам, а если нет, то финал, как она боялась, окажется плачевным.

– А мне хочется. Жаль терять время, – вздохнул Оливер. – Но согласен все спокойно обсудить.

– Спасибо, милый. Ты знаешь, что ты самый лучший?

– Разумеется, лейтенант, я же англичанин. Ну ладно, перевозку пижам на сегодня отменяем, однако я все же предупрежу в Таблии, что на выходных мы заедем за щенком… Договорились?

Валентина вздохнула. Упорство Оливера обезоруживало ее.

– Ну ладно, можем съездим просто взглянуть.

– Отлично! – торжествующе вскричал он.

– Оливер…

– Да знаю я, что тебе пора.

– Да, мне правда нужно идти. Ривейро ждет, разгребает там за двоих.

– Тогда пока, увидимся вечером. Береги себя, хорошо? Люблю тебя.

– И я.

– А ты что? – поддел он ее, рассмеявшись.

– Я тоже.

– Тоже что, лейтенант?

– Тоже тебя люблю, – улыбнулась Валентина. Ей трудно давалось признание, даже самой себе, как сильно она его любит.

У Оливера такие слова вырывались легко, играючи. А в ней словно что-то скукоживалось. Вдруг она недостаточно хороша? Вдруг он ее разлюбит? Что тогда с ней будет? Она просто рухнет и больше не встанет.

– Прямо горишь от страсти, – рассмеялся он. – До скорой встречи, baby.

– Да, до встречи. И ты уж постарайся там с ванной и пеной.

– Договорились.

Они попрощались, и успокоенная Валентина направилась в актовый зал Фонда Комильяса.

Оливер с улыбкой убрал телефон. Ему нравилось дразнить Валентину. Получится ли помочь ей избавиться от этой тяги к тотальному контролю? Вечно она напряжена, боится выдать свои чувства, боится расстаться со своей броней. Они любят друг друга. Они счастливы. Но она все равно не в силах закрыть глаза и довериться ему. Оливер не хотел изменить Валентину, он просто хотел стать для нее тихой гаванью. Валентина даже родным не рассказывала, что у нее появился мужчина. Оливер иногда слышал обрывки ее телефонных бесед с родственниками.

– Ты ни с кем не встречаешься? – недавно спросила у Валентины ее сестра.

– У меня нет времени, Сильвия.

– Уже и ночуешь в отделении?

– Очень смешно.

– Не мне тебя учить. Просто приведи себя в порядок, надень то платье, которое я тебе подарила, ну это, в обтяжку, да отправляйся в бар, закажи бокал вина. Что тут сложного?

– Куда уж проще. И втрескаюсь в импозантного пьянчугу. У меня все отлично, как только будет что рассказать, ты первой обо всем узнаешь.

– Эй, что за тон. Чую я, у тебя точно кто-то завелся, ты мне мозги не пудри.

– Да нет же! Как там дети? – Валентина знала, что лучший способ сменить тему – переключиться на племянников.

Повесив тогда трубку, она виновато посмотрела на Оливера: “Слишком рано им рассказывать. Ведь никакой жизни от них не будет!” В ее взгляде он считал два сигнала: зеленый – здоровый – глаз выдавал страх, что Оливер разобьет ей сердце, а потом придется как-то объяснять это семье, а черный – темный, как бездна, – предупреждал, что он не завоевал ее до конца, не преодолел все защитные барьеры.

Заперев дверь дома, он вернулся на виллу, чтобы узнать, как там Майкл, и выяснить, что с ним происходит. Ответ не заставил себя ждать. Майкл с Анной разговаривали в библиотеке, и, услышав, о чем они говорят, Оливер ощутил, как земля уходит из-под ног. Как же причудливо складывается жизнь. Можно годами гадать и терзать себя сомнениями, а потом вдруг за одну секунду узнать банальную и жалкую правду, от которой все тут же встает на свои места.

* * *

Было около пяти часов. Марта Торрес и Альберто Субисаррета собирались уезжать из Моты-де-Треспаласиос. Весь день они опрашивали свидетелей, заходили в бары, в магазинчики. Ничего. Никакой зацепки. Никто ничего не видел и не слышал. Ни шума, ни крика, ни подозрительной тени. Впрочем, это неудивительно – тело Ванды Карсавиной нашли в центре моты перед рассветом в понедельник, когда на улице ни души. Слякотный февраль мало кого мог соблазнить на ночные прогулки, особенно если впереди рабочая неделя.

Торрес и Субисаррете не хотелось возвращаться в штаб с пустыми руками, но за целый день поисков они не смогли обнаружить хоть какой-нибудь улики или достойной упоминания информации. На асфальтированной дорожке, ведущей к моте, детективы не обнаружили ни следов шин, ни каких-либо других отпечатков. Поблизости не было ни единой камеры наблюдения.

Напоследок они решили еще раз побеседовать с председателем сообщества жильцов, Мануэлем Серденьо, который, как судачили в управлении, чуть ли не подрался с Сабаделем.

– Где он живет, Марта?

– Первый блок. Первый этаж, квартира 1В.

Они позвонили. Дверь открыл сам Мануэль Серденьо. Выглядел он запыхавшимся. Костюм не по размеру, редкие волосы зачесаны назад в тщетной попытке прикрыть плешь. Уставший, потрепанный жизнью коммивояжер. Чем, интересно, он занимается? Марта Торрес представила, как он продает страховки. Из-за отцовской спины на детективов с любопытством смотрели мальчик лет восьми и девочка лет пяти.

Сеньор Серденьо пригласил их на кухню, где он готовил детям ужин.

– Понимаете, моя жена по вечерам работает, так что домашние дела мы делим пополам. Равенство и разделение семейных обязанностей, – объявил он как-то не слишком уверенно.

Оказалось, что сеньор Серденьо торгует автомобилями, работает на полставки, и ему было явно неловко признавать, что основной добытчик в семье – жена.

– Сеньор Серденьо, – начала Марта, – мы просто хотели сообщить, что закончили осматривать территорию, так что если кто-то из жильцов или вы что-нибудь узнаете или заметите…

– Конечно, как глава нашего сообщества, я немедленно поставлю вас в известность, если вдруг что-то всплывет. А вам удалось установить, кто эта женщина?

– Боюсь, мы не вправе сообщать такую информацию, сеньор Серденьо.

Марта прекрасно понимала, что уже завтра имя Ванды Карсавиной будет во всех новостях.

– А я знаю принцессу! – вдруг объявила пятилетняя малышка.

Взрослые уставились на нее.

– Она Барби! – И девочка впилась в бутерброд с шоколадной пастой, над верхней губой у нее тут же появились основательные усы.

– Альдара, солнышко, ну что за глупости. Ешь и не болтай чепухи.

– Одну минутку. – Марта