Когда Франц-Иосиф скончался, мстительный гофмейстер князь Монтенуово, помешанный на соблюдении дворцового протокола, запретил фрау Шратт приближаться к похоронному катафалку. Но престолонаследник Карл, внучатый племянник покойного и сын непутевого эрцгерцога Отто, проявил внимание к ней и лично подвел за руку к гробу, на который она положила три розы. После ухода императора в мир иной, Катарина, получившая по завещанию полмиллиона гульденов, вела очень уединенный образ жизни в своей квартире во дворце Кёнигсвартер. Она выступала с художественным чтением только в благотворительных концертах, стала чрезвычайно религиозна и часто посещала склеп при церкви капуцинов, где покоится прах императора.

Обеспечив Франца-Иосифа женщиной, которой он мог излить наболевшее в душе, Елизавета с чистой совестью продолжала свои путешествия, иногда не возвращаясь в Вену даже на Рождество. Подданным это постоянное до неприличия отсутствие не нравилось, а в наиболее передовых кругах общества стали иметь хождение крамольные мысли, что самому императору с его устаревшими авторитарными замашками не мешало бы уйти на покой. Явно настало время прихода к власти молодых, более прогрессивно мыслящих людей. На эти нездоровые тенденции также наложились брожения умов в Чехии, требовавшие предоставления этой части лоскутной империи самостоятельности, подобной Венгрии. Естественно, все взоры недовольных устремились на наследного принца, эрцгерцога Рудольфа.

По авторитетному заявлению эрцгерцогини Софи, появление на свет ни одного другого дитяти в клане Габсбургов не вызвало в империи такой радости, как рождение ее внука Рудольфа в одиннадцатом часу вечера 21 августа 1858 года. Напоминаю, что ему предшествовали две дочери, что вселяло вызывало в умы подданных серьезные сомнения в надежном будущем династии. Но вот сын-наследник родился, счастливый отец-император от полноты чувств разразился рыданиями, немедленно снял с себя и навесил на младенца свой орден Золотого руна. Начинавших засыпать в своих постелях венцев разбудил сто один пушечный залп, кое-кто даже выскочил с радостными воплями на улицу. На другой день в столице царило всеобщее ликование, со сказочной быстротой расползавшееся по всей империи.

Отец назначил младенца полковником 19-го пехотного полка, предопределив таким образом его будущее как военную стезю. Счастливая мать получила в подарок роскошное жемчужное ожерелье из четырех ниток за семьдесят пять тысяч гульденов, но на этом ее блаженство и кончилось. Желание Сисси лично кормить ребенка грудью сочли «экстравагантным», доверив эту задачу государственной важности цветущей крестьянке из Моравии. Ребенка же забрала под свою опеку эрцгерцогиня Софи, полагавшая совершенно невозможным доверить невестке воспитание наследника престола. С ее точки зрения, лишь бабушка была в состоянии оградить младенца от всех опасностей, угрожавших ему. Тем более, что его рождению предшествовало дурное предзнаменование: 16 августа в церемониальном зале дворца Хофбург с оглушительным грохотом сорвалась с потолка и упала на паркет огромная люстра.

Через пару лет после рождения сына Сисси под предлогом нездоровья начала вереницу своих бесконечных путешествий и с сыном виделась редко, его воспитанием занимались гувернеры и наставники. Мальчик был способным учеником и не только быстро осваивал необходимые для наследника науки, но еще и пытался критически осмыслить окружавшую его действительность. Рудольф быстро осознал, к какой отсталости ведет укоренившийся в Австо-Венгрии режим самодержавного монархического правления и сильно увлекался республиканским устройством Франции, промышленным прогрессом в Великобритании и вообще всяческими либеральными идеями. Он рано начал вступать в разногласия с отцом, что же касается вечно отсутствующей матери, то его характеристика была краткой, но емкой:

— Она — женщина умная, но праздная.

Франц-Иосиф сына к государственным делам не допускал, пытаясь ограничить круг его деятельности выполнением обязанностей военной службы. Это меньше всего привлекало принца, его друзьями стали представители самой высокородной золотой молодежи (включая нескольких родственников) и журналисты из либеральных кругов Вены. Неудивительно, что Рудольф познал женщин уже в 14 лет, о чем имеются многочисленные записи в его дневнике с упоминанием уплаченных им сумм (по наивности он поначалу позволял им выуживать у себя по нескольку сот флоринов, хотя потом в его дневнике появилась торжествующая запись о некой «блондинке в каштановой аллее» которая «за 20 гульденов делает все!»). Поначалу речь шла исключительно о женщинах легкого поведения из простонародья, в частности, «профессиональной проститутке, промышлявшей на балах», и дочери некого кучера фиакра по имени Леопольдина Пус.

Рудольфу рано начали подбирать невесту; надо сказать, что рынок молоденьких невест-католичек был исключительно беден, а потому быстро остановились на племяннице мексиканской императрицы Шарлотты, дочери бельгийского короля Леопольда II, принцессе Стефани (1864–1945). Матерью ее была австрийская эрцгерцогиня Мария-Генриэтта, чрезвычайно несчастливая в браке и жаждавшая пристроить своих дочерей при родном венском дворе. Стефани была столь молода, что свадьбу отложили на год, пока принцесса не сформируется как женщина и не придет в детородное состояние. Угодливые писаки в прессе поспешили наречь ее «Брабантской розой», но широкого распространения это высокопарное прозвание не получило. Особых достоинств за девицей не замечали, напротив, как хладнокровно описал невесту князь Кефенхюллер-Меч, она выглядела так: «Выцветшая блондинка, волосы жидкие, лицо безо всякого выражения, нос длинный». Брови и ресницы у нее были настолько белесыми, что создавалось впечатление, как будто оные у нее вовсе отсутствуют. Принцесса была довольно высока — 1,76 м — и отвратительно сложена, отчего венские остряки пустили в ход язвительное выражение:

— Невеста принца обладает изяществом драгуна!

Племянница императрицы, графиня Лариш, записала в своем дневнике: «Многочисленные дамы, которые знали и любили кронпринца, были на седьмом небе от счастья. При такой невесте можно было не опасаться, что из него когда-нибудь выйдет примерный муж». Ко всему прочему, Стефани, упор в воспитании которой делался на дисциплину[67] и религиозность, была совершенно лишена чисто женского стремления принарядиться и преподнести себя в выгодном свете.

10 мая 1881 года состоялась свадьба. Прибывшая прямо к венчанию из своих бесконечных странствий императрица Елизавета назвала невестку «безобразным бактрианом»[68] и пальцем не пошевельнула, чтобы хоть как-то облегчить ее вхождение в императорскую семью. Медовый месяц для новобрачных обернулся самым натуральным фиаско. Для начала никто не озаботился тем, чтобы должным образом подготовить для молодых замок Лаксенбург: мебель, белье, все было старым, пропахшим сыростью, никто не озаботился создать уют, украсить помещения цветами и растениями. По воспоминаниям Стефани, неосведомленной о сексуальной стороне семейной жизни, «мои иллюзии были разрушены ужасным опытом моей первой ночи». С год эти два совершенно несовместимых человека сосуществовали с превеликим трудом.