девушке. При спуске ее тело не успело набрать опасную скорость.

— Все зашло слишком далеко. — прошептал Феликс, но, тем не менее, схватил парня за ногу.

Лаура взялась за другую, и Безликие поволокли тело к краю. Ветер тут же принялся заметать следы. Феликс посмотрел вниз… Сказать по правде, склон не внушал никаких иллюзий насчет своей безопасности.

Безликие обошли тело по кругу и сели на землю. Крепко обхватив руки работника, ногами начали медленно толкать его вперед, все ближе и ближе к краю, постепенно приближаясь к обрыву сами и натягивая руки на себя.

Ноги парня утонули в овраге. Следом пустота сожрала живот. Грудь. Наконец, он исчез полностью, повиснув на руках. Лаура отпустила свою, и удвоившее вес тело потащило Феликса за собой.

— Идиот, что ты делаешь! — закричала она. — Отпусти руку!

Феликс перевалился на живот. Овраг надвигался неотвратимо, как цунами. Голова Безликого повисла над пропастью. Тело работника приклеилось к склону, все настойчивее увлекая за собой. Когда грудная клетка Феликса пересекла край, он вдруг осознал, что только что прошел точку невозврата.

Изо всех сил цепляясь носками за землю, Феликс сползал вниз, но никак не мог заставить себя разжать пальцы. Мышцы пылали огнем. Суставы не слушались. Заржавели, или, быть может, забились вездесущей пылью. Вдобавок, кто-то внутри не разрешал сбросить непосильный груз.

— Придурок. Отпусти. Его. — Руки Лауры болью сомкнулись на лодыжках, немного замедлив падение.

Девушка с силой ударила Фелу под колено. Прошибло током. Пальцы разжались, не выдержав напряжения, и тело работника заскользило вниз. Феликс схватился руками за откос, пытаясь вытолкнуть себя на поверхность. Когда до дна оставалось около метра, грудь работника, повинуясь силе тяжести, отклеилась от склона, тело провернулось почти на девяносто градусов вперед, и плашмя, лицом вниз, шлепнулось в мусор.

Феликс зажмурился и со злости ударил по краю. Несмотря на то, что руки отнялись от усталости, боль почувствовалась отлично, за последние дни Безликий превратился в комок чистой боли. Но, когда ее становится слишком много, она перестает казаться наказанием.

— Он будет в порядке. Было уже невысоко. — прошептала Лаура. — Теперь прими запрос на подключение.

Больше Фел не пререкался. Пристально смотря девушке в глаза, провел по предплечью…

Ничего не изменилось. Он все так же не мог осознать ее лицо. Единственным, что удалось распознать в ускользающих чертах, был страх. По крайней мере, Лаура все еще оставалась человеком. Иногда требования к напарнику снижаются слишком быстро.

Лицемерка

— Ты про меня не забыла? — весело спросила позвонившая Чон.

Ее голос звучал так, будто ничего не случилось. Будто…

— Тебе все еще весело? — Шани с трудом сдержала слезы.

Глаза резало от жалости к себе, и, вдобавок, после депривационной в коридоре казалось слишком светло.

— Да ладно тебе! Ты так расстроилась из-за отстранения?

Забота… Щеки расчертили две холодные зудящие дорожки. Когда жалость к себе находит поддержку в ком-то, она удваивается.

— Неделя! — всхлипнула Шани.

— Всего неделя! — в голосе Чон прозвучала улыбка. — И я знаю, кто уж точно не откажется помочь. У меня есть парочка рычагов давления. Ему кое-что от меня нужно.

— Причем здесь расследование! — вскрикнула Шани, и ее крик эхом прокатился по коридору.

Девушка съежилась и обеспокоенно посмотрела по сторонам: слава Создателю, никого. В депривационной можно было орать во всю глотку; в пустом коридоре, напротив, каждый шорох, отражаясь от стен, усиливался, превращался в тысячи голосов. Злобных голосов, нашептывающих жалкие, самоуничижительные мысли. Шани и не думала, что будет скучать по депривационной…

— Кьяра закрыла дверь! Я не могу тебя выпустить. — понизив голос, прошипела она.

— Ой. Может быть, Иган…

— …Был прав. Мы заигрались!

— …Может открыть дверь? — прошептала Чон.

— Думаю, только Кьяра может ее открыть…

— Тогда придется сообщить ей обо мне…

— Чтобы меня уволили?! — вскрикнула Шани. Гораздо громче, чем было нужно.

Девушка представила нестерпимый, сковывающий холод открытого космоса…

— Ну а что ты предлагаешь?.. Неделю без еды я бы, может, и прожила, я не прочь сбросить пару кило, но без воды…

— Меня уволят! — жалобно повторила Шани, и, понизив голос, пробормотала: — Кьяра говорила, что со станции есть лишь один путь — выход в космос без скафандра.

— Получается, твоя жизнь против моей? — саркастично спросила Чон. — Только в твоем случае — это ничем не подкрепленные байки, а в моем — гарантированная смерть. Я звоню Игану.

— Стой! Должен быть другой выход…

Должен быть… Как назло, в голову не лезла ни одна толковая мысль. Руки и ноги окоченели, глаза пересохли от напряжения в ожидании того, что случится, когда Кьяра обо всем узнает…

— Я вся внимание. Мое время почти безгранично.

— Я сама позвоню Игану и посоветуюсь… — прошептала Шани. — Подожди немного!..

Шани прервала звонок. Попыталась взять дыхание под контроль… Без толку. От гипервентиляции стало сложно стоять на ногах. Покачнувшись, схватившись за стену, девушка сползла на пол.

Попыталась поставить ментальный барьер, сделала все, как учили… Крайне сложно возвести барьер между собой и… собой. Как отделить рациональную себя от мелкой трусливой эгоистичной дряни? Где проходит граница? Не является ли рациональная часть той самой расчетливой эгоисткой, от которой Шани так хочет сбежать?

Сделав короткий судорожный вдох, девушка набрала Игана… Парень не ответил. Должно быть злился на нее… на них.

Если Чон умрет, Иган освободится. Сначала ему будет грустно, но разве сейчас он счастлив? Шани будет рядом, сможет утешить…

Черт, ну о чем она думает?! Если быстро не составить план, Чон сама позвонит Игану, ее освободят, а Шани… Выкинут, как мусор.

Девушка увидела себя, парящую в пустоте, закрученную в спираль, как ствол савоса. Покрытые инеем волосы почти голубые, как его синие листья. Скрюченные, скукоженные руки и ноги обернуты вокруг тщетно пытающегося согреться тела. Красные, покрытые сеткой сосудов глаза…

Эгоистка! Снова думаешь только о себе!

Но должен же быть выход! Что если Чон так и не позвонит Игану?.. С утра девушки еще не