Я проснулась в слезах и с чувством, что видела то, что не предназначалось для моих глаз и ушей.

Ох, Винсент. Зачем, почему мы встретились?

И, самое главное, как тебе помочь?

Потом я снова задремала, а когда открыла глаза, рядом с кроватью сидел Ригерт Шезми. Живой. Весь в бинтах. С повязкой на одном глазу. Но – такой же живой, как и я.

- Ильсара, - сказал он. Голос по-прежнему слабый и хриплый. – Мне сказали, что ты как-то плохо поправляешься. Надо стараться, девочка. После того, что мы с тобой видели, мы просто обязаны вернуться в строй.

- Вы, - пробормотала я, - но ведь… он вас зарезал. Ударил ножом! Я… я видела!

Ригерт усмехнулся грустно, глядя на меня единственным уцелевшим глазом.

- Ударил, да. Надо очень хорошо разбираться в предмете, чтобы ударить так, как он это сделал – по ребрам, много крови, очень больно, но… не смертельно, Ильса, видишь? Ты так и не поняла, что произошло? Он причинил боль мне, причинил ее тебе. Ему хватило полученной силы для того, чтобы передавить волю своего хозяина и вышвырнуть нас из той аномалии, из которой мы бы сами не выбрались.

Я промолчала. Происходящее казалось совершенно нереальным, а радость от того, что Ригерт Шезми – жив и, судя по всему, весел и доволен жизнью – подозрительно блеклой и вялой.

Так вот, значит, что на самом деле сделал Винсент. Тогда понятно, почему чудовище-Флавия так на нем отыгрывалась.

Ригерт наклонился вперед, к моему лицу.

- Что у тебя с ним, Ильсара? Не хочешь рассказать?

- С кем? – мяукнула я, чувствуя, как стремительно краснею.

- Князь Долины дважды оставил мне жизнь. И оба раза ты была рядом. Я не дурак, Ильса, хотя ты можешь считать меня таковым… ну, потому что никто из нас не верил в то, что у ар Мориша хватит масла на такую гадость… Девочка, что у тебя общего с чудовищем?

В первое мгновение я онемела, а потом поняла, что стремительно краснею, даже щеки защипало. Так всегда бывало, когда к ним приливала лишняя кровь. Ригерт Шезми молчал и внимательно смотрел на меня уцелевшим глазом, а я… прикусила губу. Я не знала, что ему ответить.

Сказать, что не принимала снадобье и провалилась в снах к князю Долины?

Что он со мной занимался, учил читать, писать и считать? Рассказывал истории королевств? Научил видеть и ценить всю красоту, что вокруг нас? Приходил в мою комнату, и мы убегали к морю, и он меня целовал?

Слишком сладкая тайна, чтобы ей делиться с кем-то еще, и воспоминания, словно прикосновения перышком к обнаженной коже, такие трепетные, легкие и будоражащие кровь. Мое тело… оно помнило. Обжигающие прикосновения, его объятия, когда между нами лишь одежда. Ту предательскую слабость, от которой подгибаются ноги, и ту уверенность, когда знаешь, что он не даст упасть, удержит, крепко прижимая к себе.

- Ильса, - едва слышно проговорил Ригерт, - девочка… я просто боюсь за тебя. Я… ничего не навязываю, но ты пойми…

Похоже, все мои мысли были написаны у меня на лбу, и наставник с легкостью их читал. Что ему ответить?

Хрустального шара с домиком внутри больше нет.

И, похоже, больше никогда князь Долины не сможет прийти ко мне. Так что…

- Ничего нет, - всхлипнув, выдохнула я, - ничего…

Теперь и правда ничего не было. И осознание этого оказалось настолько болезненным, что я съежилась под одеялом, повернулась на бок, отворачиваясь от Ригерта.

- Ильса.

Легкое прикосновение к плечу.

- Послушай…

Наверное, он все понял, даже без моих объяснений. И потому счел нужным предупредить:

- Это очень опасно, понимаешь? Вам еще не говорили толком о нем, но князь Долины принадлежит духу сонной немочи. Мы так до сих пор и не знаем, сколько столетий он там, человек ли, да и был ли человеком. Но то, что мы услышали там с тобой… помнишь? Дух сказал, что боль восстанавливает силы князя. Это так. Подумай о том, скольких он убил. Подумай и о том, что в один прекрасный миг он тобой наиграется и тоже убьет.

Я промолчала и закрыла глаза. Не хотелось ни видеть, ни слышать наставника. Наиграется? Убьет? Что за глупости. Он специально это говорит. Винсент… совершенно не был похож на того, кто мной игрался. Или все так и было, а я не понимала? Я окончательно запуталась. Но вместе с тем не удержалась и пробормотала:

- Почему вы не знаете, сколько ему лет? Это же брат Флавии, бывший владелец этого замка…

- Я в этом не уверен, - тихо сказал Шезми, - Флавию, допустим, я узнал. Неясно, правда, как ее тело занял дух, но то уже другой вопрос. А вот князь… нигде не сохранилось портретов ни Флавии, ни ее брата. Он мог лгать тебе, Ильса, если только ты с ним прежде разговаривала.

Разговаривала… Не только разговаривала, но ни капельки в этом не раскаиваюсь. Я лежала на боку, все ждала, когда же Ригерт уйдет, но он почему-то не торопился. Молчал, словно ждал от меня чего-то.

- Если, как вы говорите, князь играет нами, почему тогда он нас спас? – прошептала я.

- Потому что чем больше доверия, тем больнее потом, - уверенно ответил Шезми, - такова его природа.

И неведомо, до чего бы мы договорились, но я услышала торопливые шаги Фелиции, она всегда ступала тяжело и немного шаркала одной ногой.

- Так, что тут у нас? – весело поинтересовалась она, - мастер, не утомляйте девочку. Ей и так досталось.

- А мне что, не досталось? – буркнул Ригерт и заскрипел кроватью, поднимаясь на ноги.

Я не стала оборачиваться, сделала вид, что заснула.

- Шли бы вы к себе, - проворчала Фелиция, - она и без того плохо восстанавливается. Укус хорши та еще гадость.

- Ильса? – он склонился надо мной ,и мне больших усилий стоило, чтобы не разреветься, уткнувшись носом в подушку. Все то, о чем говорил Ригерт, словно разбередило едва затянувшуюся рану.

- Отдыхай, - услышала тихое, - но все же подумай… об всем. Не беспокойся, я никому ничего не скажу.

- Нечего говорить, - хрипло выдохнула я, - совершенно нечего.

И это могло стать чистой правдой.

Ригерт ушел, а Фелиция снова занялась мной. Она решила поменять повязку на плече, бинты присохли к краям раны, пришлось отмачивать. Потом она перебинтовала мне запястья, ее пухлые пальцы ловко порхали, управляясь с полосками чистого полотна. Я, уже по привычке, прикрывала глаза, чтобы не видеть болячку у нее на руке. От одного вида постоянно трескающейся коричневой корки меня начинало подташнивать. И почему Фелиция не забинтует ее? Настолько привыкла? Но раньше… ничего такого я не замечала.

- Вечереет, - бодро сказала женщина, - кто сегодня у тебя дежурит?

Я пожала плечами.

- Может быть, Альберт?