Полные губы Фелиции растянулись в улыбке.

- Хороший мальчик. Он тебе нравится?

- Нравится.

- Я, когда на него смотрю, молодость вспоминаю, - голос лекарши сделался сладким до приторного, - конфетка, а не мальчик. Если понадобится снадобье от беременности, ты знаешь, у кого его брать.

- Спасибо, - я покорно кивнула, не желая ее разубеждать ни в чем. Пусть себе.

Мы были совершенно одни в лекарской палате. Я сидела, опираясь спиной об изголовье. Сквозь окно на пол падали розоватые лучи заходящего солнца, рисуя светлую дорожку по серому камню. Фелиция, подхватив таз с водой и старыми бинтами, направилась к выходу, и там едва не столкнулась с мастером Бристом. Шустро шмыгнула в сторону, потому что Брист вошел широким шагом, ворвался подобно темному вихрю. За ним процокала каблуками миниатюрная женщина средних лет, одетая роскошно, даже немного вульгарно. Я никогда не понимала, как можно носить платья с таким глубоким вырезом, что, казалось, грудь сейчас из него вывалится.

Я непонимающе уставилась на Бриста: мужчина улыбался, темные глаза довольно блестели. В общем, он имел такой вид, как будто только что проделал весьма важную и нужную работу. Или вырезал из дерева очередную спинку для стула.

- Ильса, - сказал он, продолжая улыбаться, - угадай, кого я к тебе привел?

И небрежным жестом пригладил седоватые волосы.

Оба они – наставник и незнакомка – остановились у моей кровати. Я мазнула взглядом по женщине. Роскошная, конечно, дамочка: в темно-синем бархате и кружевах, на каждом пальце по драгоценному перстню. И черные волосы уложены в сложную прическу, только тщательно завитые локоны по бокам обрамляют красивое породистое лицо. Аристократка, тут не ошибешься. Но зачем она здесь? Новая целительница? Так, вроде бы, не помираю…

Я пожала плечами, глядя на Бриста. И высказала предположение:

- Это новая целительница, мастер Брист?

Неожиданно плечи женщины мелко затряслись, как будто моя догадка ее рассмешила. Но, стоило глянуть на ее лицо, стало ясно, что она попросту плачет. Веки покраснели, и по старательно напудренным белым щекам покатились первые слезинки.

- Это герцогиня ар Мориш ар Дьюс, - глухо произнес Брист, и в его голосе мне почудились брезгливые нотки.

- А, - я встретилась взглядом с герцогиней, - вы из-за Тибриуса приехали? Ну, так я ему ничего дурного не делала. И сказать мне ровным счетом нечего.

Взгляд у нее был… совершенно больной. Безумный. Зрачки почти поглотили радужку, и там, в этой темноте, бесновались такие страсти, что мне сделалось не по себе. Герцогиня всхлипнула, затем, словно опомнившись, быстро вытерла щеки кружевным платком. По палате поплыл аромат дорогих духов.

- Ильсара, - строго сказал Брист, - герцогиня приехала не к Тибриусу, она понимает, что несколько опоздала с воспитанием сына. Она приехала к тебе, потому что…

- Моя девочка! – вдруг просипела женщина, падая на колени перед кровать, - моя кровиночка!

- В общем, Ильса, это твоя матушка, - подытожил мастер Брист.

Еще раз глянув на герцогиню, подмигнув мне, он круто развернулся на каблуках и пошел прочь, оставив меня с этой явно не совсем нормальной дамой, которая вдруг вообразила, что у нее есть дочь, и что эта дочь – я.

***

На Бриста стоило обидеться за то, что оставил меня наедине с герцогиней, которая, похоже была не в себе. Сперва она ощупывала меня, как будто впервые видела, так умоляюще заглядывала в глаза. Я терпела, и только, когда она меня схватила за прокушенное плечо, зашипела от боли.

- Моя девочка, - бормотала она, – нашлась!

Женщина тихо всхлипывала, сглатывала слезы, то и дело промокала их платком, и черная краска, которой она подкрашивала ресницы, тоже потекла, размазалась уродливыми пятнами вокруг пронзительно-синих глаз – таких же, как у Тибриуса.

- Послушайте, - выдавила я, - мне кажется, вы ошиблись.

Герцогиня попыталась улыбнуться, но получился вымученный оскал.

- Девочка, мое сокровище…

- Да ну с чего бы мне быть вашим сокровищем, - буркнула я.

Женщина вздохнула и погладила меня по щеке – мягко, нежно… но я бы предпочла, чтобы так меня гладил Винсент, а не эта совершенно незнакомая мне дама.

- Ваш наставник представил мне неоспоримые доказательства того, что именно тебя подбросили на порог деревенского дома, - сказала она, все еще заглядывая мне в глаза.

- И… какие же?

- Пеленки. Пеленки с нашим гербом, - она всхлипнула и судорожно выдохнула, - та женщина… она их, оказывается, хранила как приданное своей дочери. Дорогое белье не выбрасывают… Ильсара. И она же рассказала мастеру Бристу, что именно тебя она нашла в этих пеленках. Моя бедная девочка! Сколько ты натерпелась…

Я уставилась на нее. Ну не может же быть этого! Просто не может!

- Подождите… не знаю, как вас зовут, герцогиня…

- Мама, я твоя мама, - запинаясь, подсказала она и схватила меня за руку. Как назло ,именно там, где кожа была свезена кандалами.

- М-м-м… - я споткнулась об это, казалось бы, самое простое слово. Я не могла его сказать этой женщине.

- Так вы… Вы правда уверены в том, что я… и Тибриус… и вы…

- Ты - моя дочь, - твердо повторила она, - теперь, когда я смотрю на тебя… Ты – вылитая я двадцать лет назад. Вот, посмотри.

Она засуетилась, достала откуда-то медальон на цепочке, раскрыла его и подала мне. Там оказалась миниатюра, где была изображена… Ну, не я, конечно. Но девушка, очень на меня похожая. Те же глаза, тот же нос, те же скулы. Великие Все!

В груди стремительно разливалось пламя, грозящее перерасти в бушующий вихрь. Неожиданно, н-да. Герцогиня! Оказывается, я – герцогиня, вернее, была бы ей, если бы не частица духа Пробуждения, во мне застрявшая!

Взгляд, помимо воли, скользнул к ухоженным белым рукам этой женщины. Вот она, сидит передо мной, такая самодовольная, холеная… А на что мои руки были похожи, когда я сюда попала? На что я была сама похожа? На чучело огородное, которое ночевало в амбаре, чтобы не замерзнуть.

Внутри меня словно кислотой обожгло, и я вдруг вспомнила, о чем говорила Альберту, Габриэль и Аделаиде. О том, что, если встречу свою мать, то плюну ей в лицо.

… Не получилось.

Я просто струсила - как это, плеваться в герцогиню, в такую красивую, словно с картинки? Крестьянки не плюют в аристократок, они им кланяются. Это мне вбивали в голову всю мою жизнь.

И поэтому я просто замерла, сидя на кровати, а госпожа герцогиня все стояла на коленях, вцепившись мне в руки, и смотрела… Так смотрела, как будто хотела сожрать одними глазами, впитать меня в себя, поглотить.

Это было так странно. Я мечтала, что моя мать будет печальной принцессой, запертой в башне, а оказалось, что это уверенная в себе женщина, герцогиня, которая не нуждалась ни в чьей жалости – равно как не нуждалась и во мне. И, верно, поэтому я ощутила разочарование.