Я передал вопрос своего сына «любят ли они нас в ответ на нашу любовь?» биологу Молли Маттесон. «Это потрясающий вопрос, но я не думаю, что вы найдете ответ», – ответила она, а затем предложила изменить формулировку вопроса: «Признают ли они нас?» В каком-то смысле она имела в виду метафизически: уважают ли они нас как собратья? Но она также добавила предостережение: «Когда вы говорите о другом виде и о его любви, то можете подразумевать больше; вы можете оказаться в затруднительном положении. У них есть все основания не любить нас».

Психотерапевт Филип Тедески ответил на этот вопрос утвердительно, но с осторожной формулировкой: «Мое мнение заключается в том, что животные могут развивать значимые отношения с людьми. Назовем ли мы это любовью, зависит от того, готовы ли мы приписать наше человеческое понимание любви другому животному».

Работая над телевизионными передачами, Тедески однажды познакомился с человеком, который держал бенгальского тигра в качестве домашнего животного. Человек регулярно кормил его, поэтому понятно, что тигр проявлял что-то вроде дружелюбия к этому человеку – но это не значит, что тигр любил его. Можно ли то же самое сказать в отношении домашней кошки или собаки, которых мы кормим? Вопрос об их любви может быть подвергнут сомнению или отвергнут. Тедески не сделал этого. Безусловно, взаимность существует в любых близких отношениях. «Изменились бы наши отношения между людьми, – спросил он, – если бы мы не получали от близких людей таких важных вещей, как питание, защита или кров? Если бы кто-то, о ком мы заботимся, не предложил нам такую поддержку, наши отношения изменились бы, не так ли?» Отсюда также можно сделать вывод: как только вы начнете кормить своего бенгальского тигра, не останавливайтесь.

Независимо от того, способны ли животные любить так, как мы это себе представляем (хотя большинство из нас в это верит), они действительно втягивают нас в контакт с другими людьми. Животные действуют как лекарство. Они вытаскивают нас из нас самих и возвращают нас к нам самим. Они ведут нас домой.

Энн Пирс Хокер. Фото Дугласа Грэхема / WLP

Джеймс Гарсия вырос в доме с одной спальней в центре Денвера в 1970-х годах, там редко можно было увидеть диких животных. Иногда выход на улицу был побегом, но в основном это подразумевало работу. Tenemos que mantener la yarda limpia, – говорила его мать. (Нам нужно содержать двор в чистоте.) Он понимает, что ему посчастливилось иметь мать, которая любила и защищала его. Но природа его злила. «Когда я был на улице, пауки были тем, на что я наступал; птицы были тем, что просто улетало».

Однажды Джеймс, выменяв у друга свои игрушки на пневматический пистолет, заметил птицу на дереве и нажал на курок. Птица упала к его ногам и задрожала. «Я никогда раньше не видел смерти, но я знал, что такое боль, и я знал, что эта птица испытывает боль. Я отдал другу пистолет, вошел в дом и зарыдал». Позже, когда Джеймсу исполнилось шестнадцать, он гулял в соседнем парке, бросая камни в воду пруда, как это делали люди, которых он видел по телевизору. Однажды краем глаза он заметил белую птицу, сидящую у кромки воды, и придвинулся ближе, полагая, что она улетит. Джеймс заметил белые перья, острый длинный клюв и взъерошенные перья, торчащие прямо из головы. Придвинулся еще ближе. Он надеялся, что птица полетит и покажет ему свои крылья. Птица поднялась, а потом просто завалилась на бок. Когда Джеймс оказался на расстоянии вытянутой руки, он понял причину беспокойства птицы.

«Леска тянулась изо рта в воду. Я глубоко вздохнул, схватил птицу за голову и зажал ее под мышкой, как футбольный мяч. Птица билась у меня под мышкой и прижималась к телу, но я крепко держал ее голову и заглянул ей в рот, увидев у нее в горле застрявший рыболовный крючок. Я знал, что если выдерну леску, это ранит птицу еще больше. Все еще держа ее под мышкой, я попытался вытащить леску из воды, но она не сдвинулась с места. Я положил птицу на землю и изо всех сил попытался разорвать леску, надеясь, что она порвется, но она глубоко врезалась мне в руки. Я смотрел, как как кровь заливает мои ладони. Оторвав взгляд от своих рук, я наблюдал, как птица тянет леску, пытаясь освободиться. Я не мог больше смотреть, как она борется за жизнь. Встал и пошел прочь».

Джеймс посмотрел на воду около птицы и увидел пластиковый пакет, покрышку, банку и картонку. Он почувствовал запах грязной воды. Осмотрелся и заметил мусор на траве, даже рядом с мусорным баком. Юноша посмотрел на граффити и мусор в соседних дворах. «Я был зол. Людям из моей общины было все равно. Там птица умирает из-за мусора, который они оставили, и никому до этого нет дела. Моя семья усердно трудится, чтобы содержать свой двор в чистоте и порядке, а вы, люди, не заботитесь о мусоре и грязи, которые заполняют окрестности. Я умчался прочь и по дороге домой все время повторял себе: «Как только я получу хорошую работу, я уйду отсюда… Я уйду из этого места!»

Он хотел покинуть свой район и не оглядываться назад. Джеймс говорил себе, что он лучше, чем здешние люди и даже чем сама человеческая раса.

Шли годы. Время от времени образ этой птицы всплывал у него в голове, и он представлял себе, как надо было спасти ее, а не уходить. «Я чувствовал, что эта птица зовет меня». Гарсия старался побольше узнать об экологических и экономических законах, которые заставляют людей во всех регионах терять связь с животными, растениями и окружающей природой.

Со временем ненависть, которую он испытывал к своей общине, превратилась в понимание. Если вы бьетесь на нескольких работах, забота о природе занимает далеко не первое место в списке приоритетов. И все же в его округе были люди, которые обращали внимание на проблемы живой природы в городе – на лису или койота, исчезающего за углом в сумерках, хищника на карнизе, певчую птицу, голубя… Несмотря на малочисленность, эти люди есть повсюду. Джеймс никогда не думал о подобном, когда был мальчиком, но в тот день в парке погибающая птица изменила его жизнь.

Сегодня, будучи двуязычным преподавателем Денверского зоологического фонда, он преподает в классах того же района. Джеймс заканчивает свои выступления просьбой к слушателям о трех одолжениях: «Вы можете быть добрыми к животным? Можете ли быть любезными с растениями? И самое главное и тяжелое одолжение – можете ли вы быть добрыми друг к другу?»

Возможно, он выдавал желаемое за действительное. Утвердительный ответ на вопросы Гарсии и последующее исполнение этих просьб требуют непривычного смирения, терпения и прощения для тех, кто терпит неудачу, включая нас самих. Отчасти смирение требует немало сил. Если человек пропустит антропоцен и вступит в экозойскую эру, описанную Томасом Берри, или в симбиоцен австралийского экофилософа Глена Альбрехта, где мы сможем развиваться посредством всеобщего чувства глубокой связи с другими живыми существами, то результат будет зависеть не только от повышения энергоэффективности или сокращения выбросов углерода, но и от благоприятной обстановки в городах. Политические перемены необходимы, но вступление в эру взаимосвязанности произойдет главным образом в человеческом сердце через поступки таких людей, как Джеймс Гарсия, чей девиз отражает реальную мудрость: «Если я могу изменить жизнь только одного ребенка, то я сделал недостаточно».