В глазах у матери что-то промелькнуло – момент рассудочности.

– Лесной пожар?

Она посмотрела в окно.

– Там горит? – спросила она, глядя на Агнету.

Та кивнула.

– Т-туда проехало несколько пожарных машин.

– Мы должны потушить! – воскликнула мама и кинулась к мойке.

Вытащила мусорное ведро и высыпала все его содержимое на пол. Засунула ведро под кран в раковине и открутила краны на максимум. Вода захлестала во все стороны, через край ведра, на пол. Агнета осторожно подошла к мойке и закрыла краны.

– Очень хорошо, что ты погасила, – сказала она, беря маму за руки выше локтя. – А теперь д-давай выпьем кофе.

Мама послушно пошла за ней в гостиную, села на диван, дала накрыть себе плечи пододеяльником.

Агнета выбежала в кухню и включила кофеварку. Собрала руками мусор, подтерла воду с пола тряпкой для мытья посуды, пока кофе с бульканьем перетекал сквозь бумажный фильтр в кофейник. Налила чашку кофе. Вышла в гостиную, где мама сидела в той же позе, в какой она ее оставила.

– Вот, мама, с молоком и с сахаром. Я х-хочу испечь булочки, ты б-будешь?

Мама взяла чашку с кофе обеими руками, но не ответила.

Проклятый дым. И открыть окна, чтобы проветрить, тоже нельзя. Раздражители, поступающие от органов чувств, могли запустить у мамы психоз. Не сами по себе, но в комбинации с алкоголем и недосыпом и запахи особенно опасны. Нужно попытаться чем-то вытеснить запах дыма – свежеиспеченные булочки обычно помогали. По крайней мере, ей удалось по спать часа три-четыре.

Снова пришел кот, стал тереться у ног Агнеты – проголодался, наверное. Она открыла банку кошачьих консервов – коричневый фарш с отвратительным запахом, но все, что перебивало запах дыма, сейчас казалось очень кстати. Взяла миску для смешивания теста, кастрюлю, чтобы растапливать масло и подогревать молоко. Свежих дрожжей у нее не было, но пакет сухих тоже сгодится, просто придется чуть дольше подогревать опару. Сделав пару шагов в сторону, она посмотрела на маму – та с отсутствующим видом пила свой кофе. Кофе она любит, но к кофеину очень чувствительна, теперь она больше не заснет.

Агнета сглотнула, закрыла глаза.

Либо обострение скоро пройдет, либо ей придется снова отправить маму в больницу. Бред такого калибра не предвещает ничего хорошего.

Булочки она готовила на автомате. Размешивала миксером тесто, отправила маму принять душ, пока тесто поднималось, высушила ей волосы феном. Раскатала полоски, пока мама слушала последний час Ночного радио. Щедро полила тесто маслом, посыпала корицей и сахаром, скатала в рулетики. Всегда маленькие, больших не допускалось. Мама считала, что большой рулет получается «сухой», хотя тесто абсолютно то же самое. Сверху побольше жемчужного сахара – так, чтобы хрустело на зубах, когда будешь есть. Достала молоко – тетрапак с изображением арктической малины (Rubus arcticus, цветок Норрботтена) и налила в большой стакан. Достала из духовки последний противень как раз в тот момент, когда по радио зазвучала музыкальная заставка программы утренних новостей.

– Послушай, мама, – проговорила она, ставя на журнальный столик стакан молока и тарелку с булочками, – я пойду ненадолго, займусь уб-боркой. Сиди и слушай музыку, потом будет утренняя гимнастика. Когда я вернусь, послушаем вместе Местное радио, договорились?

Мама подняла на нее глаза, посмотрела с неуверенностью.

– Летний фельетон?

– Лейтенант Робинсон, помнишь его? Послушаем его в-вместе, хорошо?

Она вышла в прихожую и оделась. Ночи и утренние часы холодные, красное солнце висит совсем низко и не греет. Крепко взяв ключи, она вышла на лестницу и заперла маму в квартире.

Одновременно с ней из соседней квартиры вышел Пекка Карлссон, ее бывший одноклассник. У его семьи четырехкомнатная квартира с балконом.

– Здорово, Агге, как дела?

Он устроился на лето охранником, ему выдали форму – он так ею гордился. Широко улыбнулся, выпятил грудь. Агнета улыбнулась в ответ.

– В-все хорошо. А у тебя?

– На этой неделе работаю в Будене. Приходится поездить.

Пекка добрый, но всегда пытается подойти слишком близко. Она отодвинулась от него.

– Тогда мне проще.

Он рассмеялся.

– Да, тебе до работы рукой подать. Хотя какой чертовски сильный лесной пожар, слышала? Половину Гранселя пришлось эвакуировать.

– Боже мой, – воскликнула она. – Какой ужас! Никто не пострадал?

– Видишь ли, я не знаю, но сейчас из Будена вызвали вертолет.

Папа Пекки служил в специализированном подразделении. Учитывая информированность Пекки, Агнета сделала вывод, что их подразделение привлекли к тушению пожара.

Он придержал ей дверь, она выскользнула наружу, пока он не успел ее облапать.

– Подвезти тебя?

Она помахала рукой.

– Мне быстрее пешком.

Она пошла вверх по склону в сторону стройки. Там она работала, убирая строительные бытовки. Четыре штуки, по часу на каждую. Иногда она справлялась быстрее – особенно если нет дождя.

На самом деле предполагалось, что работа выполняется вечером, но Агнета не желала оставлять маму одну надолго по вечерам, когда у той случались обострения, так что последнюю бытовку она убирала по утрам, до прихода рабочих. Им-то наверняка все равно.

Четвертую бытовку она обычно оставляла на утро – ею редко пользовались, так что там легче всего было убираться. Бытовка стояла по другую сторону моста, так что Агнете приходилось либо идти в обход по старому мосту, либо пробираться по недостроенному новому бетонному мосту. Строго говоря, делать так не разрешалось, но напрямик через стройку получалось куда быстрее. К тому же ее никто не видел – из городка моста не видно. Хотя идти по нему было страшновато. Тут и там торчала арматура, временами приходилось идти по балкам, балансируя на ветру. Далеко внизу шумела река.

В это утро оказалось, что желобом для справления малой нужды почти не пользовались. Она все равно выскоблила его средством для туалета и вытерла насухо до блеска. Обычно после ее уборки во всем бараке пахло свежестью, но сейчас запах дыма перебивал все остальные запахи. Агнета протерла стол, стулья и столешницу в кухне, подмела пол и провела по полу мокрой тряпкой. Взглянула на часы – прошло всего лишь сорок минут. Быстро протерла окна снаружи, замшевая тряпка стала черной от сажи. Тщательно прополоскала ее – такие тряпки очень дорогие, и поспешила домой.

Подойдя к своей квартире, она задержала дыхание. Когда она приоткрыла дверь, в нос ей ударил запах свежих булочек с корицей. В квартире было тихо.

В светлые периоды между обострениями мама всегда клялась, что будет принимать лекарства, как положено, что последний раз и останется последним. Временами проходило много времени, несколько месяцев, прежде чем она начинала снова пренебрегать таблетками. Ведь она так хорошо себя чувствует, с ней все в порядке – почему она должна запихивать в себя массу каких-то химикатов, от которых она толстеет и кожа становится дряблой?