Мэгги закрыла за ними дверь, бросив последний взгляд на любопытные и скептические лица ожидающих ее агентов.

– Тебе обязательно было это делать? – спросила она.

– То, что я тебе скажу, полностью меняет правила игры, – сказал Джейк. – И я решил поставить тебя в известность первой, чтобы ты могла рассказать это своей команде.

Мэгги прикусила губу. Как бы плохо это ни выглядело, когда тебя вытаскивают в разгар брифинга, она знала, что он прав.

– Ладно, – сказала она. – Спасибо. А теперь скажи мне, что происходит.

Джейк поставил ноутбук на маленький письменный стол.

– Макса Грейсона не существует, – сказал он.

– Что? – спросила Мэгги, подходя ближе; по рукам пробежали мурашки. – Как это возможно?

– Это вымышленное имя, – объяснил Джейк. Мэгги наклонилась над его плечом, и он начал открывать файлы на ноутбуке.

– Я только что стащил это из офиса Грейсона в Капитолии, – сказал Джейк. – Его настоящее имя – Роджер Манкузо. Вырос в Шарлотсвилле. Не самое лучшее детство, мягко говоря. Родители мертвы, брат мертв. Ни одного родственника. Никто не опознает его и не испортит его планы.

– И все это было в его кабинете? – спросила Мэгги. Это имело смысл – в Капитолии было безопаснее, чем в его квартире.

– Засунуто в заднюю часть шкафа, – ответил Джейк. – Под своим настоящим именем этот парень был арестован шесть раз за мелкие правонарушения. Пьяные драки, нарушение спокойствия и тому подобное. Его последнее преступление было сведено к незначительному нападению. Судье тогда следовало бы быть осторожнее. Пять лет назад Манкузо нарушил условно-досрочное освобождение и исчез.

Чтобы узнать больше, я сделал несколько звонков. Связался со своими знакомыми за границей. Оказывается, сразу после того, как Роджер Манкузо нарушил условно-досрочное освобождение, Макс Грейсон впервые появился в Париже, примерно на неделю. В следующий раз он появился в Вашингтоне с впечатляющим резюме, которое, по-видимому, было достаточно хорошим, чтобы обмануть несколько серьезных проверок. Он карабкался вверх по политической лестнице в течение трех лет, прежде чем его нанял сенатор Фибс.

– Он планировал это пять лет, – выдохнула Мэгги. Боже, это было даже хуже, чем она предполагала. Чтобы посвятить два года своей жизни созданию преступного плана, надо иметь определенную целеустремленность.

Но пять лет…

Пять лет – это одержимость.

Джейк встретил взгляд Мэгги, его глаза смотрели серьезно и взволнованно.

– Все, что мы думали, что знаем об этом парне, – ложь.

– Это плохо, – сказала Мэгги. Она устало рассмеялась, отчаяние клокотало в ней. – Боже, это еще мягко сказано.

– Его подпитывает желание мести, – сказал Джейк. – И мы с тобой оба знаем, что такие люди… – Он сделал паузу.

– Такие люди не играют по правилам, – закончила Мэгги.

– Таким людям не нужны деньги, – сказал Джейк. – Им нужна власть.

– И у сенатора ее предостаточно.

– Нам нужно рассказать все команде, – сказал Джейк. Мэгги заколебалась, закусив губу от страха, который нарастал в ней.

– Что? – спросил он.

– Я упустила это, – сказала она.

– Эй, нет, – уверил ее он. – Ты же и не искала это.

– Нет, искала, – ответила Мэгги. – Я искала у него дома. Грейс сказала, что его квартира странная – как будто там не было никаких признаков реальной личности.

Джейк нахмурился.

– Значит, ты собираешься казнить себя за то, что я пришел в его кабинет раньше тебя? Это было бы следующим местом, куда бы ты отправилась, Мэгги. И если бы ты меня опередила, то нашла бы ноутбук.

– Я знаю, – сказала Мэгги. – Но ребята там, снаружи? – она указала на дверь. – Они ненавидят меня. Я же стерва, получившая повышение, на которое сами они рассчитывали. Когда я облажалась, они вели себя так, будто ждали этого с самого начала. Они просто ждут, когда я снова облажаюсь. И это будет просто очередным поводом для злорадства.

– Да пошли они, – сказал Джейк.

У Мэгги отвисла челюсть:

– Прошу прощения?

– Ты меня слышала, – сказал Джейк. – Пошли они куда подальше. Ты ведь лучшая, да? Так говорили все, когда я наводил справки насчет тебя. Все до единого, Мэгги. Они сказали, что ты как питбуль… ты никогда не отпускаешь, никогда не останавливаешься, никогда не устаешь. Все сказали, что лучший человек для этого дела – это ты.

Ее щеки вспыхнули, и она оглянулась на дверь в конференц-зал.

– Они попытаются поставить под сомнение все, что я скажу, – слабо возразила она.

– Я тебя прикрою, – пообещал он.

Мэгги слышала эти слова раньше, бесчисленное количество раз, от коллег, от друзей, от парней.

Но никогда еще она так им не верила.

Она потянулась к нему, прежде чем успела себя остановить. Мэгги пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться, и, положив руку ему на плечо, она поцеловала его заросшую щетиной щеку.

– Спасибо, О’Коннор, – тихо сказала она.

Она начала отстраняться, но Джейк схватил ее за талию, его пальцы легли на изгиб ее тела, как будто пять огненных точек прожгли ее рубашку. Его взгляд упал на ее губы.

– Я мог бы поцеловать тебя прямо сейчас, – сказал он хриплым голосом.

– Мог бы, – сказала она, задыхаясь. Слышал ли он, как сильно бьется ее сердце?

Он поднял свободную руку и провел большим пальцем по ее пухлой нижней губе. Мэгги закрыла глаза от жара, мурашки пробежали по ее телу. Когда она снова открыла глаза, он смотрел на нее так, словно она была чем-то прекрасным и таинственным, словно он хотел часами, днями, месяцами разгадывать ее.

– Но если я это сделаю, – продолжал Джейк, – я не смогу остановиться.

Мэгги улыбнулась.

– Тогда тебе лучше меня отпустить, – прошептала она.

– Это приказ? – спросил он, мальчишески поддразнивая ее, и ухмыльнулся. Ее сердце сжалось в груди. Откуда у него столько разных улыбок? Она хотела узнать их все. И быть их причиной.

– А мне надо приказывать? – возразила Мэгги.

Джейк отпустил ее, его пальцы скользнули по ее телу, как будто хотели задержаться там подольше.

– Ты можешь мне приказывать, когда захочешь, Златовласка.

Она покраснела, и он улыбнулся еще шире.

– Ладно, пойдем сделаем это, – сказал он. – Будь той стервой, какой они тебя воображают, Мэгги. Посмотрим, как тогда они попляшут.

– Ты меня прикроешь? – спросила она; ей хотелось снова услышать эти слова. Она хотела снова ощутить это теплое, полное надежды чувство, которое проросло и расцвело в ее груди от того, как он в нее верил. Сейчас было не время и не место размышлять о глубине этого чувства – откуда оно взялось, как быстро пустило корни, – но оно ее успокаивало.