— Можно сказать и так, — пожал плечами Стольник. — Чтобы быть уверенным в лояльности подчиненных, их нужно проверять всегда.

Ага. Значит, есть причина ему не доверять? Видимо, Стольник все же просек все его сомнения и колебания. Ну да, наш проницательный взводный не мог такого не заметить.

Борис покосился на Ухо. Автомат в руках сержанта был направлен на него. Сержант улыбался своей фирменной улыбочкой садиста.

«Интересно, а если Ухо в самом деле стрельнет, то чем? — отстраненно подумал Борис. — Боевыми или нелеталкой? Хотя что за вопрос?! Нелеталкой, конечно. Кому помешает лишний трес? А одного человека даже в переполненные тресовозки уж как-нибудь впихнуть можно».

— Ну же, — Стольник улыбнулся ему тоже — широко и даже приязненно, — действуй!

Борис нерешительно шагнул к Леньке. В принципе, свернуть калеке шею или задушить его — пустяковое дельце. Но не будет ли это последней чертой, из-за которой нет возврата? Или он давно уже гуляет за этой границей — такой неуловимой, эфемерной и расплывчатой снаружи и такой непреодолимой изнутри?

— Давай, давай, Берест, — подбодрил Ухо. — Делов-то!

Борис сделал еще один шаг. Подошел вплотную. Почти. Остановился, не зная, что делать дальше. Не представляя еще, что он будет делать в следующую секунду. Что он ДОЛЖЕН делать.

Ленька вдруг откинул голову назад и захохотал. Странный это был смех, страшный и дикий: рот смеется, глаза пылают ненавистью. От такого смеха — мороз по коже.

Что это? Глюки человека, перекачанного обезболивающим?

— Да вы же все одинаковые, хэды, мать вашу! — прокаркал Ленька сквозь смех в лицо Борису. — И ты — такой же, как они! Ну и черт с вами! Подыхайте все скопом, суки!

Ленька, словно в нелепом приветствии, вскинул перевязанную культю. Сунул пальцы здоровой руки куда-то под грязные бинты. — Сюрпри-и-из! Вырвал из-под повязок…

Что? Борис понял это сразу. Блеснул металл, брызнула кровь.

Кольцо! Ему под ноги полетела перемазанная красным гранатная чека.

Так вот почему культя казалась такой тяжелой и разбухшей. Из-за спрятанной под бинтами гранаты! А Ленька все хо-хо-тал. Впрочем, недолго. Все произошло почти мгновенно. Окованный мысок тяжелого хэдхантерского ботинка достал культю прежде, чем сработал запал.

Борис ударил машинально, с носка, не размышляя. Граната — это смерть. А умирать он не хотел. Удар вышел быстрым, точным и мощным. Покалеченная рука дернулась вверх. Тяжелая обмотка из грязных бинтов сорвалась с культи и вместе с гранатой перелетела через забор…

Ленька, взрыкнув, прыгнул к Уху. И откуда только силы взялись? Здоровая рука калеки потянулась к оружию.

Не дотянулась, конечно. Не успела.

Та-да-да-да-дах! Кучная автоматная очередь. Разорвавшееся в кровавые ошметки лицо. Лопнувшая, как спелая тыква под кузнечным молотом, голова. Тело, сползающее по забору, заляпанному кровью и мозгами.

По земле они распластались одновременно, все трое: Борис, Стольник, Ухо. Без всякой команды. Инстинктивно.

За забором, куда улетела граната в бинтах, рвануло. С той стороны по кирпичной кладке хлестнуло частой металлической россыпью. Просвистело поверху — над головами.

— Осколочная, — сказал Стольник, поднимаясь и отряхивая камуфляж от крови и грязи.

Ну да… Хэдхантерских фугасок-липучек в их хуторе не было. Борис молча встал, косясь на Леньку. На то, что когда-то было Ленькой.

— Не парься, Берест, — Ухо тоже уже стоял на ногах. — Если бы не мы его замочили, это сделал бы кто-нибудь другой.

Сделал бы. Непременно… Только слабое все же это утешение.

— Считай, что хутора здесь больше нет, — добавил сержант. — А без хутора человек в этих местах — никто. Обычный дикий. Ну а когда дикари сопротивляются, их уничтожают.

— Ладно, Берест, — подвел итог Стольник. — Будем считать, испытание ты прошел…

Был ли взводный искренен? Действительно ли он готов был считать именно так — этого Борис понять так и не смог.

— А теперь — по машинам. Чем скорее доберемся до Ставродара — тем лучше.

Стольник перешагнул через распластанный по земле труп.

Первым свидетельством того, что скоро должен появиться мегаполис, стала река, вдоль бетонированных и замусоренных берегов которой ехали какое-то время хэдхантерские машины. Широкая, полноводная, но загаженная, словно огромная канава для стока нечистот, она соответствующим образом выглядела и «благоухала».

По мутной воде в радужных маслянистых разводах плыли обрывки бумаги, пластиковые пакеты, какие-то обломки, ошметки, обрывки. Течением несло контейнеры, бочки и коробки. По берегам в осклизлых кучах отбросов копошилось воронье, в воздухе кружились полчища мух.

— Сюда вымывается мусор из городского коллектора, — объяснил Ухо. — Недавно прошла волна. Видать, не рассосалось еще…

— Что за волна? — спросил Борис.

— Вода под напором. Она выносит за город всю гадость.

— Много же у вас там, в Ставродаре, гадости! — пробормотал Борис.

В такой водице не стоило бы даже устраивать помывку для тресов.

— Это еще что! — с какой-то непонятной гордостью хмыкнул сержант. — Иногда на расчистку запруд и завалов из города приходится отправлять мобильные инженерно-саперные бригады. Если русло не чистить, вода встанет. Для Ставродара это будет катастрофой.

Да? А интересно, каково приходится хуторам ниже по течению? Или они все уже повымирали на фиг?

Борис был рад, когда дорога свернула наконец в сторону от унылых берегов мертвой реки. Картина сразу изменилась.

Все чаще стали попадаться богатые, процветающие хутора, а потом они и вовсе пошли сплошной чередой, разделенные лишь небольшими пограничными межами.

Машины ехали с открытыми люками. Хэды, сидевшие на броне, ни за дорогой, ни за прилегающей к ней территорией больше не следили. А зачем? Здесь диких не было.

Борис с завистью смотрел на необъятные поля, на толпы работающих в полях тресов, на хорошо вооруженную охрану и надежные внешние заграждения. Кучеряво живется кому-то здесь, в пригородной территории. И торговля, должно быть, тут тоже отменная — ну-ка прокорми огромный мегаполис! Вся сельхозпродукция, наверное, уходит влет. И защита, ежели что, тоже — рядышком, под боком имеется. Такая защита, что мало агрессору не покажется. Несколько групп быстрого реагирования, вызванных из Ставродара, — и любая проблема решена.

Впрочем, вряд ли проблемы вообще возникают. Вряд ли дикие — пусть даже самые отмороженные из них — когда-либо добирались до этих мест.

Еще один признак приближающейся цивилизации — дороги наконец стали походить на дороги. Закончилась привычная тряска. Чем ближе колонна подъезжала к областному центру, тем ровнее лежал асфальт, тем шире было шоссе и тем больше развилок тянулось от него в разные стороны.